Венедикт Ли - Гроза над Миром
— Предлагаете доставить его в Гану?
— Да. В тамошней клинике у меня хорошие связи. Я у них когда-то работал, пока не ушел на корабли. Доставлю туда Арни. Лечение там дорогое, но наша казна позволяет.
Она внимательно на меня посмотрела. Потянулась через стол, положила ладонь свою мне на сгиб локтя.
— Рон… Друг мой. Я отдам вам половину того, что у нас есть — сто тысяч реалов. И… вы останетесь в Гане с Арни?
— Да. Мой помощник здесь отлично справится.
— Я помню его. Молодой и очень грубый. Спросил меня: «Что делаете вы, женщина, здесь на борту?» Это было еще до схватки, ну, вы понимаете…
— Что же вы ответили?
— «Помогаю вам не забыть, что вы мужчина».
Я рассмеялся.
— Вы хорошо поставили его на место. А врач он прекрасный.
— Рон…
— Да, Наоми?
— Вы останетесь в Гане…
— …
— Арни при смерти. Легко решить, что все бесполезно, вы сделали все возможное, исполнили свой долг до конца.
— О чем вы говорите, Наоми?
— Деньги, что я вам отдаю, сделают вас очень богатым человеком. Изменят вашу судьбу. Откроют перед вами такие дороги, что и не снились… Почет, власть, любовь…
— Наоми…
— Только я, Рон, перестану вас уважать.
Не скажу, что я не обдумывал саму подобную возможность, не взвешивал тщательно и не находил веские доводы «за». Увы. Я постарался вложить побольше холода в свои слова.
— Вы, Наоми, глубоко меня оскорбили.
Встал.
— Пойду готовить больного к транспортировке. У меня хватит собственных средств, чтобы оплатить начало лечения. На остальное пришлю счет в Гана-банк, куда вы переведете деньги на имя Арни. Напоминаю вам, что распоряжаться судовой казной имеет право только он.
Сдержанно поклонился ей и вышел. Услышал тихие, сказанные мне вслед слова:
— Не надо сердиться, Рон…
Я и не сердился. Недалекая, наивная, глупая Наоми… Я тебя никогда не обману.
Вечер сгустился над нами в сиреневые сумерки. Я дал Наоми попрощаться с Арни. Глаза его были закрыты, черты лица заострились. Носилки поставили на палубе, пока матросы спускали на воду нашу непотопляемую «Змейку».
— Ты должен жить, — прошептала Наоми, склонившись над Арни, коснувшись губами впалой, небритой щеки.
Парни подняли носилки. Я повернулся к Наоми.
— Давайте прощаться.
— Да… Рон. Вы еще хотите мне сказать?
— Ценю ваше доверие, — я не кривил душой.
Наоми отдала мне десять тысяч наличными, расписку Магистрата на пятьдесят и остальное векселями Гана-банка.
— Вы не все сказали…
Я решился.
— Наоми, едем вместе. Есть хороший предлог: вы — женщина Арни и не оставите его больного, беспомощного. На «Громовержце» больше нечего делать ни мне, ни вам. Без железной воли Арни, напора его честолюбия, державших всех воедино этот корабль обречен. Я так думаю.
— Потому и оставляете нас. Это — главная причина?
— Да.
Она выглядела неуверенной.
— Позаботьтесь об Арни… Очень прошу.
— Я дал вам слово. Но вы же будете рядом! Зачем вам мои дополнительные клятвы и обещания? Кстати, надо, для надежности, разделить наши средства. Половину возьмите вы…
— Рон… Не надо!
Она решила остаться! Увидела, что я понял это и огорчен.
— С вами никогда не бывало такого? Один ваш поступок, малозаметный, незначительный, вызывает цепь событий, из которой вы не в силах вырваться. Можете лишь участвовать в них, но не изменить. Ведь вы правы, Рон, и я должна вас послушаться, — она потерянно замолчала.
Все было так просто и объяснимо.
— Наоми, хорошая моя… — я взял себя в руки, — Здесь чисто психологический эффект, инстинкт, если хотите. Вы считаете себя обязанной этим людям лишь потому, что разделили с ними опасность. На самом деле вы ничего им не должны. В глубине души сами это понимаете и мучаетесь, оттого, что какие-то нелепые, иррациональные побуждения не дают вам послать все к черту и уйти с «Громовержца». Идемте!
Она отстранилась, криво улыбнувшись:
— Впрочем, что за дела? Сходим к Тиру, пальнем пару раз и удерем… На обратном пути я к вам присоединюсь.
Оказывается, не до конца понял я ее мотивы. Все дело в том, что феерическую, но все же случайную победу над флотом Ваги она приписала себе! Такое непомерное самомнение и не давало ей отступить.
— Наоми! Вы недооцениваете чистильщиков. Откуда вы знаете, что на корабле нет больше их сторонников, что никто не нанесет удар в спину?
— Знаю.
Я не стал больше ее уговаривать. Бесполезно.
— Желаю удачи… Будьте осторожны, прошу. Я видел жертвы чистильщиков, Наоми. Даже я, человек, привыкший ко всему, не мог смотреть без содрогания. Не вздумайте попасть к ним в руки живой.
— Я буду помнить ваше предостережение.
Меня окликнули гребцы. Я сошел по трапу и занял место в лодке. Толчок весла, мы отошли от борта. Наоми в полном одиночестве стояла, опершись о поручень, глядела нам вслед. Подняла руку в прощальном приветствии. Я решил, что никогда больше ее не увижу.
Я ошибся.
Лодка удалялась, растворяясь в темноте, но ярко светящийся шар на вертикальном с двумя поперечинами шесте был виден еще долго. На борту тяжело раненый. Что будет дальше, что?
Наоми очнулась от тягостных раздумий. Ночной купол неба весь горел звездами. Всходила Обо, ощутимо круглая, покрытая оспинами кратеров, затмевая свою далекую сестру Минну. По воде протянулись к «Громовержцу» две лунные дорожки: яркая золотая и бледно-серебряная.
Мы все приходим из далека,
Мы прошлых жизней живой след.
В ночи окна свет одинокий,
Что виден был сквозь толщу лет.
Погаснет он, зажжется снова.
Живешь ли ты, иль не живешь
Частицей света мирового
Ты был, ты есть. Ты не умрешь.
«Какая странная у меня судьба».
11. ЗАВЕЩАНИЕ ТОЙВО ТОНА
«Что я делаю? Зачем?» — Наоми задавала себе этот вопрос, сидя в одиночестве в командирской каюте «Громовержца». Бывшей каюте Арни. С каждым новым полуднем солнце в небе стояло выше, дни становились все жарче. Завтра они войдут в длинный, узкий залив, который приведет их к Тиру. А она не находила в себе той яростной решимости, что испытала тогда, в Большой бухте, когда поняла, что Вага решил отравить их газом.
Какое дело ей до фанатичных аскетов — чистильщиков, слепо идущих за своим безумным вождем? Месть за Арни? Виновные уже получили свое. Даже если Арни умрет (откуда в ней эта боль?) новых жертв искать не стоит. Остальное — личные проблемы Ваги, пусть не спит ночами. Воевал двадцать лет с Тойво Тоном, пусть продолжит противоборство и далее. Оно не закончится с его смертью и со смертью «великого чистильщика». Всегда будут люди, обделенные жизнью. Неистребима жажда: подняться со дна общества и утвердить себя любой ценой.
