Кейт Лаумер - Галактическая одиссея
Мой разум теперь отлетал от плота на многие часы подряд, не возвращаясь к серому океану иногда в течение всей двойной смены. Воспоминания будто стали со временем ярче и подлиннее бессмысленной жизни вокруг меня.
Однажды вечером заведенный порядок изменился. Угрюмый старший надсмотрщик перехватил меня у сортировочного лотка и тычком направил туда, где швартовались лодки.
— Будешь работать на сетях, — просипел он.
Если бы не прочная кожаная куртка, его трудно было бы отличить от любого из нас: такой же грязный, окоченевший и жалкий. Я погрузился в двадцатифутовую двухкорпусную плоскодонку, плясавшую на волнах у посадочного трапа; мы отчалили. Через пять минут гигантский плот исчез за лохмотьями тумана.
Сидя на корме, я считал гребни серых, маслянистых волн. Какие ни на есть свежие впечатления, впервые за много месяцев. Пена за кормой кипела ключом, потом расплывалась, превращаясь в мерзкую рожу. Рожа будто скалилась на меня сквозь толщу воды. С каждым мгновением ужасные черты делались определеннее; дьявольская маска из колышущихся черных листьев, украшенная с боков красными плюмажами, вынырнула на поверхность. За маской поднялась рука, прямо в лицо сверкнуло лезвие ножа — и веревка упала с моей шеи. Прежде чем я успел вдохнуть как следует, широкая ладонь ухватила меня за руку, перебросила через транец и утащила в ледяной сумрак.
5
Там, где я очнулся, лежа на спине, было тепло и сухо. Судя по плеску и качке, лодка или небольшой катер. Легкий ветерок, ласкавший лицо, пахнул морской свежестью. Рядом с койкой стоял Фша-Фша; в неярком свете палубного фонаря лицо его казалось едва ли не добродушным.
— Хорошо, что я тебя узнал. Мог бы все испортить. Глаз бы, к примеру, выдавил…
Голос у меня оказался на удивление слабым.
— Извини за грубое обращение. Лучший план на тот момент. Начальник охраны не участвовал — только старший надсмотрщик.
— Главное, сработало. — Я закашлялся, плюясь соленой водой из чужого океана. — Остальное неважно.
— Мы еще не ушли в безопасное место, но самый сложный момент позади. Должны прорваться.
— А куда мы идем?
— Есть одна заброшенная гавань, в четырех часах хода. Там нас будут ждать.
У меня еще оставались вопросы, но веки внезапно отяжелели, не поднять. Позволив глазам закрыться, я погрузился в теплую, уютную тьму.
6
Проснулся я от негромкого разговора над головой. В какой-то момент показалось, будто я снова на борту яхты лорда Дезроя, лежу на кипе мехов. Иллюзия была такая сильная, что заныла рука, сломанная и вылеченная сэром Орфео столько лет назад… К реальности меня вернул голос Фша-Фша:
— Вставай, Дейнджер, придется немного пройти. Как ты себя чувствуешь?
Спустив ноги с койки, я осторожно встал.
— Как и полагается утопленнику… Пошли.
Мы вышли на палубу катера. В черной воде отражались огни фонарей. Фша-Фша заботливо укутал меня грубым одеялом. Впервые за целый год я позволил себе замерзнуть по-настоящему. Задним ходом мы подошли к пристани, где у потрепанного грузовичка ожидал невысокий дратианин. В кузове мы забрались под грубый брезент; взвыли изношенные турбины, и причал остался позади.
Я немедленно заснул. Сказалась привычка спать каждую минуту, когда не на конвейере, — от такой не скоро избавишься… Да и океанская вода Драта — не лучшая атмосфера для человеческих легких. Когда я снова проснулся, грузовик уже стоял. Фша-Фша мягко положил ладонь мне на руку, и я остался лежать тихо, как мышка. В нужный момент Фша-Фша подал знак, и мы соскользнули вниз по опущенному заднему борту. Оказалось, мы стоим у периметра космопорта. Большой купол под черным небом, видавшая виды бетонка, и как раз на полпути между нами и куполом — древний грузовой корабль на отслуживших свое стояночных домкратах.
Во тьме что-то зашевелилось, и к нам подошла странная для здешних мест фигура в длинном плаще. Упал капюшон, и открылось дубленой кожи лицо ришианца.
— Вы опоздали, — сказал он будто бы равнодушно. — Здесь пара жандармов, что-то разнюхивают… Не будем тратить времени.
Ришианец пошел в сторону корабля, мы за ним, но на полпути вспыхнул ядовито-зеленый прожектор, припечатывая нас к бетону.
— Стой! Стрелять буду! — проскрежетал ржавый голос по-дратиански.
7
Я бросился наутек. Ришианец, в трех шагах впереди, развернулся и принял боевую стойку. Блеснула оранжевая вспышка; прожектор погас, разлетевшись зелеными звездами, но до раскрытого заранее грузового люка еще оставалось около ста ярдов. Справа затрещали выстрелы, и среди желтых вспышек нам наперерез бросились блюстители порядка.
Переменив курс, я сбил с ног ближайшего. Славный получился удар, всегда бы так… Под пальцами, привыкшими срывать панцирь с двенадцатифунтового чзика одним движением, хрящи ломались, как гнилые кочерыжки. Оставив придушенного противника, я бросился на выручку Фша-Фша. Второму дратианину я сломал шею захватом со спины; отчаяния и ярости хватило поднять его в воздух и отбросить на десять футов. Дорога была свободна.
До открытого люка, где горел яркий свет, оставалось несколько шагов, когда в темноте сбоку блеснул красный огонек. Фша-Фша бросился в сторону, я покатился по бетонке; над головой хлынул поток зеленого пламени. Вот оно: гигантский дратианин в белой накидке через плечо, раструб оружия направлен в мою сторону — не успеть… Я вскочил на ноги и рванулся навстречу верной смерти.
Выпав из освещенного проема, на спину дратианина села приземистая черная тень. Извернувшись, дратианин ударил прикладом; при втором ударе захрустели кости. Тень откатилась в сторону, корчась от боли, но я успел… Вырвав оружие из чешуйчатых рук, я отбросил его в темноту. Ударить мне удалось первым; дратианин успел только обернуться наполовину. Многие месяцы тяжелой работы не прошли впустую, укрепив руки: роговая маска провалилась, брызнула грязно-желтая кровь. Я перешагнул поверженного противника; в свете, падающем из люка, лежал раненый гном — представитель народа х'иак.
8
Сверху что-то пронзительно кричал ришианец, за спиной слышался тяжелый топот дратианских ног и гремели команды.
— Срэт… — В горле застрял плотный комок, и я не мог больше говорить.
Темная, почти черная кровь лилась из ужасных ран. Бородавчатую кожу на торсе пробивали сломанные ребра, один огромный глаз выскочил из орбиты, другой смотрел прямо на меня.
— Хозяин, — прохрипел гном, — мой народ причинил тебе… много зла. Если… если мои раны могут послужить во искупление… прости им. Прости, ибо они одиноки… и напуганы…
