Александр Матюхин - Северное сияние ее глаз
Раньше ОН не сдерживался и пытался поцеловать меня, но я всегда ускользала, и тогда возникали неловкие ситуации (улыбки на лицах, молчание, кто-то запускал пальцы в волосы и теребил прическу). Потом ОН привык и смирился. ОН понял, что любить Музу надо на расстоянии.
Я смотрю в ЕГО глаза. Они наполнены тоской. Его желание обнять меня настолько велико в эту секунду, что я отстраняюсь. Я не создана для любви.
Обхожу его и захожу в кухню. О, как хочется крепкого чая.
— Почему не пишешь?
На столике стоит пепельница, дымится сигарета. Чайник горячий.
— Не пишется, — он стоит в дверях, также скрестив руки на груди.
— Мало ли, что не пишется. Я для кого стараюсь?
— Не выходит. — Говорит ОН, — я сегодня целый день только одним и занимаюсь: пишу и удаляю. Напишу абзац и удаляю. Еще один, и снова удаляю. Ничего не получается.
— Все тот же рассказ о девушке, которая заигрывала с судьбой?
ОН кивает. Я так и думала. Беру кружку, наливаю кипятку и опускаю пакетик с чаем. Муза Светлая любит чай. За окном бешено стучит сердце большого города. Слышен шум автомобилей, кричат дети, играет музыка.
— Чувствуешь ритм? — спрашиваю.
— Он мне мешает.
— Закрыть окно не пробовал?
— Если б это могло помочь! — ОН проходит на кухню, садится в кресло, напротив раскрытого ноутбука. Обхватывает лохматую голову руками. При мне ОН всегда стесняется курить. Сигарета тлеет в пепельнице.
— Я чувствую, что со мной что-то происходит. Что-то не то. Мысли вертятся в голове, крутятся, бегают. Вот, думаю, сейчас сяду и что-нибудь напишу. А только сажусь, и все. Пустота. Словно камнем по голове. Не получается написать ни строчки. Как будто, знаешь, как будто в одно мгновение становлюсь глухим, слепым и немым. Такой инвалид перед ноутбуком. Только пальчиками шевелю.
ОН обрывает сам себя, сжимает кулаки, разжимает. ЕГО губы так плотно сжаты, что становятся белыми.
— Это творческий кризис, — говорит ОН, — я боялся.
Я же смотрю на улицу за окном. Вечереет. Солнце бордовым полукругом висит над крышами домов. Тучи словно застыли на месте. Солнечные лучи тонут в серости, отражаются от окон, раскидывают свет по улицам и дорогам.
Если сейчас придет темнота, значит, где-то в другом месте обязательно появится свет.
— Что мне делать?
Я перевожу взгляд на НЕГО. Ритм бегущего города постепенно — очень медленно — замедляется. Город, словно завершивший бег спортсмен, глубоко дышит и успокаивается.
— Сам как думаешь, что случилось?
— Если б я мог объяснить причину кризиса! У всех писателей такое бывает.
— Не надо сваливать все на какой-то кризис. Я сейчас говорю конкретно о тебе. Что тебе мешает писать?
— Я не знаю, — ОН нервно машет рукой, берет сигарету и затягивается, — шум постоянный. Кто-то отвлекает. На лестничной площадке кто-то постоянно болтает. Мне слышно, как работает лифт. Воняет какой-то гарью. Хорошей музыки никакой. Все это вместе. Как-то накладывается…
— А Муза тебе на что? — спрашиваю, — зачем я тогда прихожу к тебе?
ОН смотрит на меня, и глаза его полны страха.
— Но ты же не уйдешь из-за этого?
— Я прихожу из-за этого, почему я не должна уйти?
Солнце опускается быстро, словно в ускоренной съемке. Последние лучи света уже не в состоянии бороться с темнотой. Тени скользят по улицам затихающего города. Внизу, вдоль дороги, зажглись яркие белые фонари.
— Но я же…
— Ты писатель, — говорю, — а я твоя Муза. Я должна тебя вдохновлять. Какой мне смысл приходить сюда, если ты не можешь писать? Кофе с тобой пить?
— Ну, да.
— Я не пью кофе, мой сладкий, — говорю.
— Ну, тогда вдохнови меня!
Я смотрю на НЕГО. Ох, и наглец. Отступать ему некуда. За неделю написал не больше страницы какой-то чуши. Муза Светлая чувствует, что сил у нее не хватит. Этот человек может стать еще одним никчемным писателем, который прячет диски со своими рукописями в бумажный ящик где-нибудь в углу шифоньера… Какой, на моей памяти?.. У меня было столько поклонников, что я уже и не помню.
Но сейчас есть один, конкретный, человек. И я — ЕГО Муза. А ведь наглец, действительно.
— Ты не боишься, что я сейчас развернусь и уйду?
— Ты в любом случае уйдешь, — говорит ОН, и голос ЕГО дрожит, — но если ты не попробуешь меня вдохновить, я буду думать, что ты не настоящая Муза.
— А кто же?
— Мне ж откуда знать? Плод моего больного воображения. Я тебя выдумал.
Мне становится смешно:
— Но я настоящая!
— Это ты так думаешь. Я могу думать иначе. Я с легкостью выдумываю людей, которых на самом деле не существует. Я знаю их привычки, манеру поведения, их плохие и хорошие стороны. Я вижу их лица, я знаю, что им нравится, а что нет, во сколько они ложатся спать, во сколько просыпаются. Они тоже могут возмущаться и говорить, что настоящие. Но я-то знаю, что их на самом деле нет. Они живут в моей голове. Верно?
В тишине и недвижимости наступает темнота. Я щелкаю выключателем. Кухню заливает желтый свет. ОН моргает, а на губах его нервная улыбка. Человек, упавший на дно творчества. Если он не напишет ничего до утра, то этого человека можно смело выбрасывать из окна. Потому что он больше никогда и ничего не напишет.
Кто-то берет ЕГО сигарету и затягивается.
Свет ушел, значит пришла темнота.
Где же ты, Муза Темная?..
Я улыбаюсь. Холодно и безразлично. Мое сознание заполняет ночь. Свет улетучивается, оставляя пустоту на растерзание темноты.
— Может, тебе надо расслабиться? — спрашиваю.
— Каким образом?
— Ты пробовал писать по ночам?
— По ночам я сплю. Ты же знаешь.
— Неверный ответ, мой сладкий.
о, как приятен вкус никотина в легких
— Ритм твоей жизни нарушен. Ты не выносишь биения сердца утреннего города. Попробуй перейти на ритм города ночного.
— О чем ты говоришь?
Муза Темная выходит из угла возле раковины. В раковине две пустые тарелки со следами кетчупа и майонеза. ОН опять ел одни пельмени.
Муза Темная курит сигареты с фильтром. Тонкие, дамские. Она прекрасно знает, что в таких сигаретах никотина ничуть не меньше, чем в "Camel" или "L&M". Но зато у нее тонкие пальцы и длинные ногти, а в таких руках тонкая сигарета смотрится весьма стильно.
— Привет, — говорит она.
ОН удивленно вскидывает брови. Муза Темная не появлялась так давно, что ОН успел позабыть о ее существовании. А она, между тем, присаживается на стул, закидывает ногу на ногу и продолжает курить. Сизый дым стелется по ее нижней губе и медленно поднимается к потолку. У Музы черные глаза и тонкие брови. Она молчит, пока не докуривает сигарету. Потом говорит:
