Владимир Михановский - Тайна одной лаборатории
Поняв, что я раскрыл их секрет, роботы весь остаток ночи провели тихо. Рано утром я подошёл к смотровому перископу, чтобы посмотреть, что делается в малом отсеке. Но там было, к моему величайшему удивлению, пусто…
— Как это пусто? — переспросил штурман.
— Понимаешь, отец, — роботы исчезли. Все до единого!
— Может быть, спрятались? — выразил предположение Кир.
— Нет, не спрятались, в том-то и дело, — грустно улыбнулся Владимир. — Я решился и вошёл в малый отсек, но роботов там не было. После недолгих поисков, отодвинув какой-то аппарат, я обнаружил в стене-оболочке отсека круглое отверстие. Оно было сделано радиационным лучом — я это сразу же обнаружил, поднеся к свежему разрезу счётчик Гейгера. Очевидно, кто-то из роботов случайно догадался — а может быть, вспомнил, как пользоваться лучемётом, — и вот результат… Они решили, что я их теперь должен уничтожить, и бежали. Вероятно, им помогли те алардиане, которые считали, что я их враг.
— И они больше не возвращались? — спросил капитан Голубничий.
— Где вы видели, чтобы дикий зверь возвращался в свою клетку? А ведь они были на уровне диких зверей, если не по своим возможностям, то, по крайней мере, по начальному уровню. Что сталось с беглецами, я не знаю.
— Погибли? — сказал Кир. — Не погибли, нет. Они и потом меня изредка тревожили, швыряя в отсек обломки скал. И когда он пришёл, — кивнул Владимир на Энквена, — я решил, что это один из них воспользовался люком, через который проходил ко мне алардианин, и проник в отсек, чтобы уничтожить меня. Я сразу же приготовил лучемёт и притаился, но что-то в повадке гостя заставило меня насторожиться. Я внимательно пригляделся. По форме этот робот ничем не отличался от беглецов, но вот поведение его… Понимаете, это было поведение разумного существа. Пришелец осматривал все окружающие предметы, приборы так, словно человек… ну, как это сказать? Словно учёный, попавший в знакомую лабораторию. Присмотрелся ещё, и тут меня пронзила невероятная догадка… Ну, остальное вы знаете из радиограмм Кира и Энквена, — добавил Владимир после трудной паузы.
Снова дневник капитана Голубничего«…Право, столько необычного, что не знаю, с чего начать. Мы, земляне, попали в новый мир. Как же можно описать его с помощью наших, человеческих терминов и понятий? Здесь мы узнали массу такого, чему просто нет названия на человеческом языке. Вот я говорю «язык». А ведь алардиане не разговаривают в нашем понимании: их планета обладает крайне разрежённой атмосферой, в которой звуки умирали бы, не родившись. Нет у них, следовательно, и понятий «дождь», «облако», «гроза» — этих порождений атмосферы. И так во многом!
Впрочем, палка о двух концах. Мы, надо полагать, тоже кажемся им существами довольно странными.
Убедившись, что мы не питаем к ним никаких дурных намерений, алардиане предоставив ли нам в последнее время (чуть было не сказал — «в последние дни», а ведь дней-то в том поясе, где мы находимся, нет, так как период вращения Аларди вокруг своего Солнца равен собственному периоду вращения планеты) — алардиане предоставили нам в последнее время полную свободу. Они разрешают нам свободно ходить по их городам, заходить в постройки. Кстати, перемещаться по Аларди исключительно легко: здесь чрезвычайно мала сила тяжести. Что касается меня, то я достаточно натренирован и поэтому свободно переношу состояние невесомости. Вот Алексей — другое дело…»
Пётр Петрович выключил на минутку запись биотоков и улыбнулся: ему припомнилось, как поначалу Алексей Николаевич всё не мог приноровиться к необычным условиям; неосторожный шаг — и профессор взлетает высоко вверх, а затем томительно-медленно падает.
— Давай сюда! — кричит ему капитан. — Не задерживайся там, наверху!
— Да, тебе легко смеяться, — ворчит Сибиряков, тяжело дыша.
— Я сочувствую.
— А ты бы лучше объяснил мне, — звучит в наушниках капитана голос осерчавшего Алексея, — как это ты ухитряешься почти не отрываться от поверхности, а я чуть не при каждом шаге взлетаю на высоту нескольких этажей.
— Скажи спасибо, что ты не на Земле, — замечает Голубничий. — Там падение с высоты шестиэтажного дома доставило бы тебе, надо полагать, немного удовольствия.
— Да и здесь удовольствия мало, — штурман досадливо передёрнул плечами, падаешь, падаешь, и даже скучно сделается…
— Всё очень просто, — сказал капитан. — Когда ходишь по Земле, в условиях нормального тяготения, ты фактически каждым шагом отталкиваешься от неё. Здесь же, на Аларди, отталкиваться не нужно: ведь притяжения почти что нет…
— Верно.
— Так что учись ходить, — заключает капитан Голубничий.
«…Слышу позывные Алексея. Это он с Киром возвращается с прогулки…».
— Уф, устал! — Войдя в каюту из промежуточной камеры, профессор с удовольствием набрал полную грудь грозового бодрящего воздуха — озонаторы «Каравеллы» работали отлично.
— Каковы на этот раз успехи? — капитан поднялся навстречу другу, одновременно снимая с висков и складывая в футляр эластичные круглые клеммы биофиксатора.
— Сейчас расскажу, дай отдышаться. Понимаешь, мой поводырь совсем меня замучил, — сказал штурман, положив руку на рядом стоящего Кира, который двумя щупальцами заботливо поддерживал профессора.
— Я в точности следовал указаниям штурмана Сибирякова, — мгновенно последовал ответ робота. — Поэтому прошу пояснить высказанную мысль.
— Да я же шучу, Кир, шучу, неужели ты не понимаешь? — успокоительным тоном произнёс Алексей Николаевич.
…При всём своём огромном багаже фактических знаний, подвижной памяти и умении решать — причём решать быстро! — сложнейшие логические задачи без предварительного программирования, роботы, выпускаемые Зелёным городком, имели и уязвимые места. Конечно, с каждым выпуском роботы улучшались. Но ведь совершенствованию нет предела… Человек всё глубже проникал в космос, всё выше взлетали стрелы новостроек, всё сложней становились инженерные задачи. Поэтому и требования, предъявляемые к верным помощникам человека белковым роботам, — непрерывно повышались.
Людям воспитателям из Зелёного городка, — долго не удавалось привить своим питомцам то, что человек называет «чувством юмора».
Много горячих дискуссий велось на эту тему в Кибернетическом центре. Некоторые учёные предлагали ограничиться выработкой у белковых помощников самого примитивного чувства юмора, способности понимать простую, незамысловатую шутку, доступную пониманию десятилетнего ребёнка. Но даже эта задача неожиданно оказалась очень трудной. Роботы, которые могли в течение считанных минут спроектировать урановый карьер или рассчитать орбиту звёздного корабля, перед самой простенькой шуткой становились в тупик.
