Владимир Печенкин - Два дня «Вериты»
— О! — удивленно воскликнул Слейн. — Смотрите-ка! Да ведь здесь мой шеф!
Лысый господин в сильно помятом костюме, без шляпы и галстука, сидел понуро на каменном диванчике в ненадежной тени пальмы.
— Как хотите, друзья, но я должен поговорить с моим редактором. Может быть, узнаю кое-что интересное для Армандо.
— Хэлло, шеф! Ну разве можно спать на таком пекле?
Редактор поднял голову и уныло свел на переносице бесцветные выгоревшие брови.
— А, Слейн, — промямлил он без особой радости.
— Приветствую вас, шеф! Как поживаете?
— Слейн, шли бы вы своей дорогой.
— О, и это говорит мой начальник после долгой разлуки! Вы даже не требуете репортаж с индейской территории?
— Боже мой, какое это теперь имеет значение… Газета закрыта. Все газеты закрыты. Журналисты, даже самые лояльные, пишут жуткие, возмутительные статьи, которые нельзя не то что печатать, а даже показывать типографским рабочим. Владельцы «Экспрессо» прихлопнули нашу лавочку. По крайней мере, до тех пор, пока не минуют эти нелепые времена. Один из директоров заинтересованной фирмы, прочтя гранки моей собственной статьи, взбеленился. Орал на меня, как на мальчишку-рассыльного: «Если я не могу больше врать, то я еще в силах запретить печатать правду!» Велел распустить сотрудников и самому убираться к дьяволу.
Слейн повел носом:
— Послушайте, шеф, а вы сегодня здорово клюкнули. В такую-то рань, при такой-то жаре! С чего бы это, а?
Редактор застонал.
— Все рушится, Слейн. Все идет под откос вместе с «Экспрессо». Идите и вы куда-нибудь… Оставьте меня в покое…
— Да ведь вам самому хочется поговорить, — провоцировал Слейн. — Так что валяйте, выкладывайте.
И редактор выложил, постанывая и хватаясь за голову.
Вчера он вместе с другими представителями прессы присутствовал во дворце на приеме делегации одной весьма дружественной европейской державы. Посол державы говорил о взаимопонимании, выгодном для «банановой республики», и премьер-министр уже готовился произнести ответную речь. И тут случилось ЭТО! Высокий представитель европейской державы прервал излияния и неожиданно для всех заявил:
— Мы полны дружелюбия, миролюбия и… и… самое главное, чтобы ваша паршивая республика купила у нас оружие…
— Простите, как вы сказали? — оторопел премьер. — В республике ведь нет армии…
— Это не наше дело. Куда-то надо же девать устаревшие пушки и дырявые самолеты. Мое правительство и военное ведомство поручило мне сбыть вам всю эту заваль в обмен на займы. И уж тогда вы не выкрутитесь! При мне крупная сумма в долларах, ассигнованная нашими промышленными кругами… для взяток… И серьезная, я бы сказал, очень серьезная рекомендация некоторых концернов, которые…
Бледный премьер уронил кресло и завопил:
— Убрать прессу! Немедленно!
Редактора «Экспрессо» и других деятелей печати бесцеремонно выставили за дверь, и, что там было дальше, неизвестно. Редактор все-таки дождался знакомого секретаря одного из министров, затащил в ресторан и выпытал некоторые подробности.
Посол дружественной державы был вынужден скоропостижно убраться в свое посольство, что уже само по себе грозило осложнениями. После его отъезда поднялась грызня между министрами, членами правительства. Каждый норовил задать соседу язвительный вопрос и получал в отместку то же самое. Раскрылись такие потрясающие аферы, что министра юстиции увезли на машине «Скорой помощи» в госпиталь, а премьер, запутавшись в своих и чужих грехах, распустил скандальное совещание. Во дворце остался только триумвират из премьера, министра полиции и государственного секретаря, да и те долго молчали, боясь раскрыть рот. По телефону беспрестанно поступали донесения о смутах, начавшихся по всей стране. В отчаянии премьер позвонил в американское посольство и слезно просил, чтобы прислали кого-нибудь для совета. Кого угодно, хоть сержанта охраны, сказал премьер. Вскоре прибыли военный атташе и представитель «Юнайтед фрут». Американцы тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Однако их предложения оказались столь решительными и прямолинейными, что премьера зазнобило. Военный атташе откровенно высказал свою точку зрения. В проклятой «банановой республике» что-то произошло, сказал он. Что именно, пока толком не известно. Но если волна всеобщей правдивости перехлестнет через границы республики, то мировое политическое равновесие, безусловно, будет нарушено. В Штатах тоже существуют низшие классы, которые ни в коем случае не должны знать тайные рычаги политики правительства и магнатов. Так вот, если и в Штатах правящие круги станут выбалтывать кому попало свои намерения, если некоторые «особые» замыслы Пентагона получат огласку, если служба Центрального разведывательного управления будет парализована — это крах всего так называемого «свободного мира». Атташе именно так и выразился: «так называемого…»
— К счастью, ваша дурацкая республика невелика по территории, — так закончил военный атташе. — Больших затрат для нее не потребуется.
Премьер-министр вздохнул с надеждой и облегчением. Слова атташе обнадеживали, давали шанс уладить как-то беспорядки. Но атташе продолжал:
— Достаточно четырех или пяти водородных бомб…
Премьер вздрогнул.
— …чтобы полностью ликвидировать и республику и этого самого, черт его знает чего… Я намерен сегодня же вылететь в Штаты и надеюсь, джентльмены, что Пентагон поддержит мое предложение.
Премьер-министр застонал. Ему представился атомный гриб над его собственной плантацией, над его собственной виллой…
— О нет, только не это! Сеньор атташе, надо попытаться найти другие меры, другие средства! Может быть, американскую оккупацию страны…
Атташе стукнул по столу кулаком:
— Вы можете дать гарантию, что здешняя атмосфера не заразит солдат американской армии!? Не можете! Нет, Штаты не вправе рисковать. Вы уже не справились с создавшейся обстановкой, это очевидно. Следовательно, уничтожение республики — единственная гарантия против революций на континенте.
— По крайней мере, дадите ли вы время, чтобы перевезти мои ценности в банки Штатов? — взмолился трясущийся премьер.
Неожиданно к нему на помощь пришел представитель компании «Юнайтед фрут».
— Моя компания ухлопала слишком много денег на эту республику, — сказал он спокойно, пуская дым сигары в потолок. — Плантации, порты, железные дороги, принадлежащие компании… Пентагон не начнет бомбежку без согласования с монополиями, представителями делового мира. Подобные вопросы решает сначала капитал, а потом уже военные.
