Игорь Росоховатский - Прописные истины (сборник)
Он с волнением ждал ответа, от которого зависело многое — во всяком случае для нее. Когда Людмила Николаевна согласилась, он с облегчением подумал: «Хоть немного отвлечется».
— Мудрец! — позвал Валерий.
Осьминог сразу же отреагировал, приподнявшись на щупальцах в аквариуме.
— Сюда! Иди к нам. Быстрей!
Осьминог попробовал, как натянута сетка, убедился, что она не застегнута. Он отодвинул ее и, с силой вытолкнув из воронки воду, перелетел через стенку аквариума и, описав в воздухе дугу метров в пять, шлепнулся на пол. Как видно, он не ушибся и тотчас заковылял к людям.
— А он ползает по полу не так уж медленно, — заметила Людмила Николаевна.
— У какого-то автора, надеюсь, у серьезного, говорится, что осьминоги могут сутками путешествовать по суше. Воду они хранят «за пазухой»- накрепко запирают ее в мантийной полости на специальные застежки. А скорость их передвижения будто бы равна скорости человека, идущего средним шагом…
— Нет, — произнес Мудрец, останавливаясь напротив Людмилы Николаевны.
— Ты опровергаешь ученого? — удивился Валерий. — Осьминоги не могут передвигаться по суше быстро?
— Могут, — проговорил Мудрец, брызгаясь водой из воронки.
— Значит, они не могут долго оставаться на суше?
— Не могут, — подтвердил Мудрец.
Валерия вдруг осенило, и он решился задать вопрос, который мог бы разрешить его сомнения:
— Здесь неподалеку много таких осьминогов, как ты?
— Нет.
— А где вы еще водитесь? Есть такие места?
— Да.
— Ты знаешь эти места?
— Да.
— Ты можешь нас туда провести?
— Да.
— Ты согласен нас туда провести?
— Да.
— Удивительно покладист, — поразилась Людмила Николаевна. — Даже как-то не свойственно недрессированному животному…
— Ты любишь человека? — спросил Валерий.
— Да.
— А за что? Тебе кажется, что он похож на тебя? У него тоже есть руки, только поменьше, так?
— Нет.
Ответ Мудреца привел Валерия в некоторое замешательство, но он быстро нашелся:
— Ты хочешь сказать, что причина не в руках. А в чем же?
Осьминог молчал.
— В том, что человек разумен?
— Нет.
— Что «нет»? Ты не считаешь человека разумным?
— Бросьте запутывать бедное животное. Он любит — и все тут! — вмешалась Людмила Николаевна.
Валерию показалось, что в глазах осьминога мелькнуло новое выражение — и это не было отнюдь выражением любви и преданности. Белые пятна на голове спрута слились в одно, и оно так засверкало, что отвлекло внимание Валерия от глаз Мудреца.
— Мы не знаем, что он понимает под словом «любит», - сказал Валерий. — Может быть, совсем не то, что подразумеваем мы. Сейчас проверим… Мудрец, ты любишь море?
— О-о-о, — протянул спрут.
— Море, — уточнил Валерий.
— Не знаю.
— Не знаешь, что такое море? Но ведь я уже объяснял тебе. Море — это то, что расположено за этими стенами, что окружает нас. Вода, рыбы, крабы… Понимаешь? Любишь?
— Крабы…
Щупальца инстинктивно вытянулись, будто пытаясь схватить добычу, присоски на них выпятились. По телу осьминога пробежала темная волна.
— Крабы… Люблю. Вода… Люблю…
— Значит, любишь море.
— Не знаю, — повторил осьминог и втянул голову в тело.
Людмила Николаевна всплеснула руками, поражаясь упрямству Валерия, и спросила:
— Мудрец, если ты будешь выполнять то, что мы тебе скажем, получишь много крабов. Согласен?
— Да.
И опять то же самое странное выражение зажглось в его выпученных глазах.
— Мы выпустим тебя в море. Ты проплывешь вокруг дома три круга и вернешься.
— Да, — отозвался осьминог.
Валерий подумал: «Она молодец. Если он проделает это и вернется, можно будет выполнить все, чего не смогли сделать дельфины. И еще больше. Но шансы на успех слишком малы. Их почти нет».
Он принялся готовить «окно» для выхода осьминога. Мудрец нырнул в люк, сквозь прозрачную пластмассу было видно, как он изменил цвет, реагируя на изменение давления. Как только открылась последняя заслонка, он сложил щупальца стабилизирующими выступами наружу и ринулся вперед, сразу же растаяв во тьме.
Людмила Николаевна включила прожекторы. Но их лучи не могли пробиться дальше, чем на пять — семь метров, осветив стадо пестрых рыбешек, похожих на мотыльков. Словно сказочный единорог, проплыла совсем близко рыба-кузовок, и было отчетливо видно, как она поочередно гребла плавниками, слегка пошевеливая хвостом.
— Вернется ли он? — вырвалось у Людмилы Николаевны.
Валерий бросил быстрый взгляд на ее осунувшееся лицо, отметил припухлость у глаз. Он подумал, сколько сил приходится ей тратить, чтобы держать себя в руках и не думать о двух трупах, которые находятся совсем близко. Внезапно он отшатнулся от стены. В кольцо света, распугав рыб, влетела темная торпеда, развернулась и пошла прямо на него. Перед самой стеной она затормозила на втором развороте, и Валерий увидел огромный глаз, подмигивающий ему. Послышалось: «Раз!»
«Вот тебе и причина слуховой галлюцинации. Ведь это я мысленно посчитал «раз», думая о том, что Мудрец сделал первый круг, а показалось, будто он произнес это слово. Галлюцинация была настолько совершенной, что я мог бы легко ошибиться, если бы микрофоны не были выключены или нас не отделяли от моря звуконепроницаемые стены…»
Он потянулся к пульту и включил систему микрофонов, в которой были и ультразвуковые преобразователи. Снаружи донеслась болтовня рыб: хрюканье, свисты, мычанье, похожее на коровье, щелканье креветок. А вот и сами креветки выплыли из темноты, шевеля усами-саблями и настороженно глядя на стену «колокола». Несильный свет привлекал подводных обитателей, и к странной «скале» собрались рыбы с яркими плавниками, рыбы жемчужно-голубые, ярко-синие, серебристо-красные, похожие на женщин, вышедших пощеголять нарядами на проспект. Однако Валерий знал, что среди них имеются и весьма ядовитые создания. Одна рыба обладала добрейшей внешностью, будучи на самом деле отъявленной хищницей; другая имела пугающую голову со страшной пастью, а являлась безобиднейшим существом. Каждое создание пыталось выдать себя за другое, чтобы выжить.
Но вот звуки изменились, рыбы испуганно метнулись в разные стороны. В круг света снова ворвалась живая торпеда, и послышалось: «Два!»
«Я или он?» — подумал Валерий, пытаясь сообразить, кто же считает на этот раз. Что-то мешало ему думать, что-то мягкое и глухое, как кипа ваты, мокрое и скользкое, как медуза. Что-то давило на его мозг. Он уже был знаком с таким ощущением и боялся его.
