Геннадий Тищенко - Операция «Гильгамеш»
В это время зазвонил телефон. Дядюшка вздрогнул, словно и не ждал все утро звонка.
Некоторое время он смотрел на разрывающийся от звона аппарат, явно не решаясь поднять трубку.
— Может быть мне подойти? — милостиво предложила я. — Хотя это наверняка тебя. И ты это прекрасно знаешь…
— Да, конечно… — дядюшка заметно побледнел и взял трубку.
Звонил, естественно, Костолом. Его бас трудно было не узнать.
— Да… — сказал дядюшка в трубку. — Разумеется. Обязательно. Хорошо. Договорились…
— Я так понимаю, что испытания всё-таки состоятся? — спросила я, когда дядюшка положил трубку. Причем, клал он трубку так, словно она была набита взрывчаткой.
— Да… — дядюшка с трудом перевел дух. — Собирайся. На этот раз всё будет значительно сложнее, чем год назад. Только умоляю тебя — никакой отсебятины! Договорились?
— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! — я подошла к дядюшке и чмокнула его в нос. — Не переживай, — прижавшись к нему, прошептала я. — Все обойдется. И даже лучше, чем ты можешь себе представить…
Простите, господа хорошие, если кто всё ещё одолевает сию горькую повесть мою. Поверьте, влезть в любую шкуру для меня — раз плюнуть. Но писать в стиле Льва Николаевича, или Антона Павловича, признаться, скучновато. Пресно, все это, господа, сегодня!..
Я, конечно, не Эдичка Лимонов, и постараюсь не пользоваться ненормированной лексикой, но полностью кастрировать свой язык — пардон, фигушки!.. Если интересно, читайте, на здоровье, вот в таком вот виде. А если что не так, то уж извиняйте: из песни слов не выкинешь… Короче, милости просим!.. Считайте, что это дневник взбалмошной девчонки, выросшей без мамочки и, при этом, не осчастливившей своим присутствием институт благородных девиц…
Смешные всё-таки люди эти взрослые. Особенно мой горячо любимый дядюшка. Он давно уже для меня открытая книга, но, естественно, не подозревает об этом. Я всегда знаю, что он будет сегодня делать, какие слова говорить. И что в очередной раз попытается скрыть. Однако я, по привычке, строю из себя законченную дурочку, этакую легкомысленную, ничего не соображающую идиоточку. И обычно эти простые приёмчики срабатывают, и позволяют мне всегда быть на высоте.
То есть вить из дядюшки любые веревочки.
И не из него одного…
Надеюсь, дядюшка не обидится на меня. Хотя бы потому, что никогда не прочитает этих строк, поскольку я их надежно запаролила в своем компе…
В начале двенадцатого мы с дядюшкой были уже на пристани, где нас поджидал Костолом и его команда.
Иван Захарович был, как всегда небрит и угрюм. Как обычно нос его был сиз, и от него исходило характерное амбре, созданное приличной дозой водки, закусанной огурцами и квашеной капустой с луком. Эти незабываемые ароматы забивали даже запах гниющих рапанов и мидий, выброшенных на набережную ночным штормом.
— Ты пигалицу свою предупредил? — поинтересовался Костолом, смерив меня снисходительным взглядом, в котором вместе с тем сквозила некоторая опаска. Чувствовал все-таки, подлец, силу мою, так тщательно мною скрываемую.
— Что ее предупреждать-то, — ответствовал дядюшка. — Она все сечет лучше, чем мы с тобой…
Да-да, именно так он и сказал, мой горячо любимый дядюшка, хотя я миллион раз говорила ему, чтобы он даже не заикался о моих способностях. Ну, ни к чему сейчас меня афишировать! Никому. Но таких простых и наивных людей, как мой дядюшка, — еще поискать!
Впрочем, Костолом, вроде, не врубился. И хорошо сделал. От этого он и погибнет, от своего самомнения… Сил у него, конечно, много, но он их все же переоценивает. И это тоже есть хорошо…
— Ну-ну… — Костолом смерил меня внимательным взглядом, смачно сплюнул в воду и полез на «Мурену».
Нормальное, между прочим, корыто. Если когда-нибудь завладею этой скорлупкой (а я таки ею завладею!), назову ее «Ассоль». Дайте мне только развернуться!..
Бандюки Костолома, тем временем, помогли мне и дядюшке погрузить оборудование, и «Мурена» отчалила от пристани.
Капитан Жора что-то проорал в свой матюгальник и его шустрики, как обезьяны, полезли на мачты. Несколько минут спустя они, ловко орудуя на реях, распустили паруса, которые тут же наполнились ветром.
«Мурена» резво помчалась прочь от берега.
— Двигатели при таком ветре, грех запускать, — пробормотал Костолом. — И понесет нас прямехонько к турецким берегам…
Через несколько минут направление ветра переменилось, и бравый капитан Жора приказал поднять кливер.
Сопровождаемая дельфинами «Мурена» с удвоенной скоростью рванула вперед.
Жора влез на бак и, не прекращая орать в мегафон, руководил деяниями своей команды, состоящей из шести человек. Точнее — из девяти, поскольку три моториста трудились в двигательном отсеке.
Мы с дядюшкой расположились на корме, рядом с барокамерой, и он, наконец, поведал мне суть дела, о котором я, между прочим, давно уже догадывалась. Оказывается, мы, видите ли, плыли к месту гибели только что взорванного судна. Причем, я видела, что кнопку нажал сам Костолом. Да я «видела», как он легким движением пальца уничтожил огромный корабль. Наш добрый Иван Захарович… Костолом, одним словом…
И только теперь я окончательно поняла, что сегодня решающий день. Костолом явно не собирался оставлять нас в живых после операции, потому и не скрывал своих действий.
Следовательно, мы должны опередить его…
Мы готовили снаряжение к погружению, когда неподалеку от нас в шезлонг рухнул Костолом.
— Скоро прибудем к месту, — сообщил Костолом. — Времени на подъем чемоданчика будет в обрез, поэтому надо будет торопиться.
— Мог бы и не травмировать лишний раз девочку, — буркнул дядюшка, стараясь не глядеть на Костолома.
— Имей в виду, Витек, — сонно поглядывая на наши приготовления, вещал Костолом. — Ежели какая утечка информации, то мне окромя вас подозревать будет некого. Сам понятие иметь должен. И никуда, в случае чего, вы от меня не денетесь. Всех подыму, а достану. Хоть из-под земли, хоть с морского дна…
— Не пугай, — миролюбиво ответил дядюшка, продолжая готовить к спуску акваланги. — Я уже такой пуганый, что клейма ставить негде…
Выражение дядюшки было несколько нелогичным, но именно подобные загадочные выражения и действовали на Костолома самым убедительным образом. Вот и сейчас Костолом успокоился и, разомлев под лучами майского солнышка, задремал, не мешая нам готовиться к погружению.
Больше всего внимания дядюшка уделил фонарям и «грузовым аэростатам», быстро надуваемым под водой. То есть всему тому, с чем придется работать лично мне. Он знал, что пацаны Костолома не смогут погрузиться глубже, чем на тридцать-пятьдесят метров. Как, впрочем, и он сам. Но об этом, разумеется, знали только я и дядюшка. Все остальные думали, что до самого затонувшего судна мы будем спускаться вместе. Не знают они пока, что «Моздок» лежит на стометровой глубине. Ну, и пусть… Не их дело, как мы добудем то, что не им принадлежит.
