М. Чертанов - Казнить нельзя помиловать
– А я их ненавижу…
– Почему ненавидишь? – спросил я с недоумением. – Что тебе до них? Одно дело – наш случай: насильно включили в какие-то списки, этого твоя свободолюбивая душа не может вынести. А когда люди сами приходят играть, по своей воле? Ведь «мочить» – это просто выражение, не корову же проигрывают! Если человек захотел участвовать – он знал, на что идет.
– Просто выражение, да? Хоть ты не любишь телевизор, но наверняка слыхал, как летом в «Большой погоне» парень пристрелил в финале соперника?
– Это была случайность, – возразил я. – Его присяжные оправдали.
– Кто знает, случайно или не случайно? Выигрыш-то ему отдали! Правда, как я читала, вся сумма на адвоката пошла. Но дело даже не в этом. Мне кажется, когда человек даже понарошку «мочит» людей, которые ему ничего плохого не сделали, в нем появляется что-то гнилое. И потом он в любых ситуациях начинает мочить, по службе ли, в личной ли жизни. В его мозгах поселяется убеждение, что ходить по головам и по трупам правомерно. Боже, а гладиаторы эти!..
– Такова жизнь, – сказал я. – Ведь если я первый не выстрелю, так выстрелят в меня… А в гладиаторы идут по своей воле. Сам чуть не пошел, когда денег на жизнь не было.
– Ты – в гладиаторы? – она окинула меня с ног до головы критическим взглядом. – Неужели ты занимался каким-нибудь спортом, да еще таким, где убивать учат? Врешь, поди!
– Вру, – покорно согласился я. Не люблю разочаровывать людей. И зачем ей знать, что в гладиаторы я чуть было не подался не только ради денег, а из-за вдруг возникшего желания пострелять по живым мишеням. Прошел все отборочные комиссии, а потом так же вдруг потерял к этому интерес, повстречав в баре какую-то занятную личность, о которой в свой черед забыл через пару деньков. – Конечно, вру, милая. Какой спорт? Мы только в области балета…
– Какая же это своя воля – если ради бабок? Если у человека есть причина кого-нибудь убить – это одно. Но вот так – друга – без причины, на потеху зрителей! …Что ухмыляешься? Смешно, что я мораль читаю?
– Смешно, – признался я. – Прости, Муська, но ты вот, например, за деньги спишь с разными мужиками. А как же твоя душа?
– Душа не при чем, – сказала она сухо. – У меня это просто бизнес. И я никого в пропасть не сталкиваю. Еще вопросы есть?
– Еще один, и отстану! – попросил я. – Скажи: если б игра велась не за деньги, а на выживание? В буквальном смысле? В живых останется один? Понимаешь? Что б ты сделала?
– Да ну тебя! Начитался Шекли. Вообще у вас с Лехой есть один очень противный недостаток: вы ужасно много читаете фантастики.
Сказав Маринке, что шоу не смотрю, потому что скучно, я малость покривил душой. С тех пор, как начали с огнестрельным оружием играть, – частенько смотрю. Не раз наблюдал коллизию: игроки выбывают, и наступает момент, когда остается пара сдружившихся, казалось, словно братья родные. И всегда лелеешь сентиментальную мечту, что они откажутся драться друг с другом. Или хотя бы потихоньку от организаторов договорятся поделить приз и счастье на всех поровну. Может, конечно, иногда и договариваются. Хотелось бы в это верить.
– Маруся, тебе Генка сегодня случайно не звонил? – спросил я мерзким фальшивым голосом. – Как он там?
– Хорошо, что напомнил! Дай-ка телефон. Он меня на днях просил в Интернете справочку по жилищному кодексу найти.
Подал ей телефон, взял пустые чашки и вышел на кухню. Мне даже присутствовать не хотелось при том, как она будет звонить. Нервишки не выдерживают. Включу воду погромче, чтобы не слышать. Когда вернусь в комнату, она скажет, что все нормально, и тогда можно жить.
Тьму-тьмущую народу убивают по всему свету каждый день. Я знал одного мужика, который насмерть сбил женщину на дороге, так он чуток отсидел и вышел, и ничего, никакого особенного раскаяния. Поверьте, это совсем не так тяжело – знать, что ты кого-то убил. Если не было расчлененки, крови, хрипов, судорог и разбрызганных по вашей одежде мозгов, – это, в общем, не так ужасно. Наверное, потому генералы так легко посылают людей воевать – для них мертвые существуют в виде сводок, а не в виде разбрызганных мозгов.
Конечно, всякие там угрызения совести, раскаяние, тоска бывают, если вы случайно убили кого-то дорогого, милого, беззащитного, кого-нибудь, кто вас любил. Но можно пережить и это. А уж если незнакомого или полузнакомого – это просто тьфу.
Что ж я все оправдываюсь? Опять генералов каких-то приплел! Дались мне эти генералы! Ничего с Генкой не случится. Я выключил воду, обернулся, и чашка выпала из моих рук: Марина стояла в дверях, глядя на меня широко распахнутыми, остановившимися глазами.
– Представляешь? – сказала она почти без выражения. – Геныча убили.
– Ты шутишь, – пробормотал я, нагибаясь и подбирая осколки чашки.
– Сосед по коммуналке сказал. Он уже на опознание ездил, сосед то есть. Вчера, поздно вечером, почти ночью. Патруль его расстрелял.
– Патруль?! – я вытаращился на нее с искренним недоумением: такого предположить никак не мог. – За что? У Генки же есть московская прописка!
– Там все как-то непонятно, я не могла подробно расспрашивать, – скороговоркой произнесла Марина. – Сосед сам ничего не знает толком, ему не объясняли. То ли Геныч сопротивление оказал, то ли что. Менты ведь если кого убьют, даже нечаянно, – концов не сыщешь. Ну, это вообще уже ни в какие ворота..
– Случайность, – твердо сказал я. – Он ведь мафии боялся, ходил наверняка с оружием. А разрешения, поди, не было. Или стал в патрульных первым стрелять – крыша-то едет. Вот тебе и неадекватный поступок!
Пытаюсь ее успокоить, но верю ли сам хоть чуточку в то, что говорю? Менты – они кого хочешь пришьют, не моргнувши глазом… Это ведь не я, не я?! Что же теперь будет? Что мне теперь делать? Я не хотел, клянусь, не хотел! Шутка! Ничего я не имел против Геныча.
Как же, не хотел ты! А кто про эксперимент говорил? Проверю, есть оно, могущество, или нет его? Проверил, убедился? Останется только один… Нет, ничего не понимаю!
– Приходи завтра, – попросила Марина, – мне тоскливо… И Леха придет… А может, все-таки сходишь в милицию? Мне-то с ними связываться страсть как не хотелось бы…
– Мне и вовсе туда идти не резон, – ответил я. – У них ведь как: то ли он шубу украл, то ли у него шубу украли. Начнут самого проверять, выплывут все мои грехи: незаконный Интернет, отказ от исповеди, запрещенная литература, уклонение от уплаты налогов и бог знает что еще. Марина, а почему бы тебе к генералу своему не обратиться? Просто за советом.
– Он уехал, у них учения в НАТО. Так что я пока сирота.
– А других влиятельных друзей у тебя нет?
