Андрей Чертков - Время учеников. Выпуск 2
«То есть как? — спросил я. — А марсиане?» Харон пожал плечами. «Разве вы не читали газет? — спросил он. — Вот, например, доктор Махаон доказывает, что жизни на Марсе нет вот уже более миллиона лет. А раз нет жизни, то и марсиан, соответственно, тоже. И не было.» Все это он говорил с нескрываемым сарказмом. Я счел это вполне естественной реакцией на непроходимую и очевидную глупость газетных публикаций и решил подождать, пока он немного успокоится. Но он продолжал говорить.
То, что я узнал повергло меня не то, что в шок. Я даже не могу подобрать правильного определения своему тогдашнему состоянию. Правильно будет охарактеризовать его как временное полное отупение. Только и сумел выдавить: «Как это может быть? Как они могут с нами так поступить?» На что Харон ответил, что еще как могут, потому что с нами только ленивый не поступает как захочет.
По его словам выходило так, что марсиане еще около месяца назад начали интенсивную подготовку к возвращению. Загрузили все запасы сока, выкачанного из наших желудков. И, наконец, улетели.
Я вспомнил вереницу цистерн, проходивших ночью через наш город. Мне стало нехорошо. Что же это получается, господа марсиане? В тот самый момент, когда народ в вас поверил и даже ощутил некую благодарность — за то что вы, наконец, позаботились о нем, обеспечили ему стабильное и безбедное существование, обеспечили источником дохода, независящим от инфляции, девальвации, приватизации и национализации и Бог знает, чего еще — в этот самый миг, повторяю, вы вдруг закрываете пункты приема желудочного сока! Мало того — вы выпускаете из тюрьмы господина Лаомедонта, которым он, этот народ, был сыт уже по горло! И вы еще смеете считать себя цивилизованной властью? Вы такие же эгоисты и гангстеры, господа, как господин Лаомедонт и его подручные, ничуть не лучше. Хоть вам и удалось пересечь космическое пространство.
В конце Харон сказал: «Вот так-то, отец. Они нас покинули. Улетели. Фью-ють! И сделали ручкой. Так что никаких марсиан больше нет. А насчет того, были ли они, тут доктору Махаону виднее.» — «Но послушайте, Харон, они же просто не имеют права! — в полной растерянности промямлил я. — Существует же, в конце концов, какая-то ответственность. Перед обществом, перед людьми. Сейчас, когда народ принял их, наконец, с открытой душой, когда мы нашли общий язык, когда впервые — за столько-то лет! — никто не ругает власти… Ну, не без претензий, конечно… — я смутился и замолчал под ироничным взглядом моего дорогого зятя. Но все-таки сказал: — А как же желудочный сок?» «Собственно, почему вы думаете, что их потребность в сем субстрате бесконечна? — с интересом спросил Харон. — Вам никогда не приходило в голову, что им нужно конечное, вполне определенное количество и что получив его, они попросту уберутся восвояси?» Нет, конечно же, нет. Никогда такое не приходило мне в голову.
«Представьте себе, — заметил Харон. — А ведь я писал об этом. Да и не один я.» Как-будто в нынешней ситуации может иметь серьезное значение — кто о чем писал.
Наш разговор прервался неожиданным образом. В столовую вошла Гермиона. Глаза ее были широко раскрыты и она, по-моему, заикалась почти как Калаид. Во всяком случае, ни я, ни Харон не смогли понять звуков, которые она издавала. В конце концов, под нашими недоуменными взглядами она и вовсе замолчала, только указала рукой на входную дверь. Мы с Хароном одновременно посмотрели туда. Не знаю, как у моего зятя, а у меня немедленно появилось желание если не исчезнуть, то сделаться очень маленьким.
Дверь распахнулась, и на пороге нашей уютной семейной гостинной появился господин Лаомедонт собственной персоной. Он сделал вид, что не замечает нашего изумления. Улыбнулся точь-в-точь как на предвыборном плакате, в левой руке на отлете — шляпа. Пока я собирался с мыслями, господин кандидат в мэры прочувствованно пожал мне руку и по-моему, даже справился о здоровье. Пишу так неуверенно, потому что не очень контролировал собственные мысли в тот момент. Повернувшись к Харону, господин Лаомедонт попросил того уделить ему несколько минут для важного разговора. Харон молча указал ему на дверь своего кабинета, и они скрылись там.
Я осторожно выглянул в прихожую. Оказывается, господин Лаомедонт прибыл в сопровождении Эака и Никострата. Оба молодых человека держались официально. Я сделал неожиданный вывод: оба молодых человека были похожи друг на друга как родные братья. Или так только казалось — из-за общего выражения лиц? Никострат старательно делал вид, что не узнает Артемиду, стоявшую в двух шагах от него.
Я вернулся в столовую. Мы с Гермионой посмотрели друг на друга и, по-моему, вспомнили об одном и том же — о злосчастной статье Харона, в которой нынешний кандидат в мэры был назван обыкновенным гангстером.
Я на цыпочках подкрался к двери в кабинет и прислушался. В этот самый момент господин Лаомедонт сказал: «Интересы демократии…» Дальше я не расслышал, но мне стало по-настоящему плохо. Когда господа лаомедонты говорят о демократии, здравомыслящий человек испытывает неодолимое желание немедленно последовать примеру Миртила. То есть, сбежать как можно дальше и сидеть как можно тише.
Что ответил Харон, я не расслышал. Вскоре господин Лаомедонт вышел. Харон сопровождал его. Лицо моего зятя было совершенно бесстрастно. Лицо кандидата сияло доброй улыбкой.
«Надеюсь, вы передумаете», — сказал он. Повернувшись к нам с Гермионой, произнес: «Всего хорошего, господа».
На этот раз ни Гермиона, ни Артемида не усидели в кухне. Мы стояли втроем в каком-то столбняке и во все глаза смотрели на Харона, ставшего с уходом новоиспеченного кандидата еще более мрачным.
Оглядев нас по очереди, всех троих, Харон сообщил: «Господин Лаомедонт желает принять меня на работу.» Честно говоря, я ожидал услышать совсем другое. «На работу? — недоверчиво переспросила Артемида. — На какую работу?» Тогда Харон с неприятной усмешкой сообщил, что господин Лаомедонт, ценя его высокие профессиональные качества и принципиальность позиции, предложил стать пресс-секретарем предвыборного штаба. А может быть, принять участие в компании в качестве кандидата на пост вице-мэра. Естественно, при мэре-Лаомедонте.
Гермиона прижала руку к груди и медленно опустилась на диван. Артемида молча хлопала глазами. Я осторожно нащупал стул за спиной и тоже сел.
«Мало того, — добавил он, — мне предложена зарплата в несколько раз превышающая нынешнюю.» Мне оставалось только развести руками и поблагодарить Бога. Но по лицу моего зятя я видел, что не все с этим предложением обстояло гладко.
«И что же? — осторожно спросил я. — Надеюсь, вы согласились?» Харон посмотрел на меня так, будто я спросил: «Надеюсь, вы согласились ограбить Национальный банк?» «Разумеется, нет, — ответил он. — Неужели вы не знаете, что из себя представляет этот тип? Как вы могли предположить, что я соглашусь?» Артемида задохнулась от негодования и пулей вылетела из гостинной. Гермиона последовала за ней.
