Роберт Шекли - Осколки космоса (сборник)
– Ладно. – Дежурный потянулся, раскинув тощие руки, потом открыл большой черный блокнот. Он набросал несколько слов, вырвал листок и вручил конвоирам Фирмена. Те сразу ушли.
Дежурный нажал некую кнопку и энергично почесал в затылке.
– Сегодня полнолуние, – сказал он Фирмену с видимым удовлетворением.
– Что? – переспросил Фирмен.
– Полнолуние. Таких, как ты, больше всего привозят в полнолуние, во всяком случае, мне так кажется. Я подумываю написать на эту тему диссертацию.
– Больше всего? Чего больше? – опять переспросил Фирмен, который еще не пришел в себя, попав в стены Академии.
– Не будь таким тупицей, – строго сказал дежурный. – Во время полнолуния к нам поступает больше всего десяточников. Не думаю, чтобы здесь существовала какая-то корреляционная зависимость, но… ага, вот и охранник.
На ходу завязывая галстук, к столу подошел охранник в форме.
– Отведи его в 312-АА, – сказал дежурный. Когда Фирмен пошел к двери вслед за охранником, дежурный снял очки и снова повалился на стол.
Охранник вел Фирмена по запутанной сети коридоров с частыми дверями. Коридоры, казалось, возникали сами по себе, так как от них под всевозможными углами шли ответвления, а некоторые отрезки изгибались и петляли, как улицы древних городов. По пути Фирмен заметил, что двери не были пронумерованы в последовательном порядке. Он прошел 3112, потом 25Р, потом 14. И был уверен, что мимо номера 888 проходил трижды.
– Как вы здесь не заблудитесь? – спросил он охранника.
– Это моя работа, – ответил тот не без учтивости.
– Особой системы тут не видно, – заметил Фирмен.
– Ее и не может быть, – сказал охранник почти доверительным тоном. – Ведь здесь по проекту намечалось гораздо меньше палат, но после началась лихорадка. Больные, больные, каждый день все новые больные, и ни намека на передышку. Так что пришлось разбить палаты на меньшие и проделать новые коридоры.
– Но как же врачи находят своих пациентов? – спросил Фирмен.
Они подошли к 312-АА. Не отвечая, охранник отпер дверь, а когда Фирмен переступил порог, закрыл ее и запер на ключ.
Палата была очень мала. Там стояли кушетка, кресло и шкафчик; эта немудреная мебель занимала всю клетушку.
Почти сразу Фирмен услышал за дверью голоса. Мужской голос сказал: «Согласен, пусть кофе. В кафетерии через полчаса». В замке повернулся ключ, и Фирмен не расслышал ответа. Внезапно раздался взрыв смеха.
Низкий мужской голос произнес:
– Ну да, и еще сотню, и тогда нам придется в поисках мест лезть под землю!
Дверь отворилась, и в палату, все еще слегка улыбаясь, вошел бородач в белом пиджаке. При виде Фирмена лицо его приняло профессиональное выражение.
– Прилягте, пожалуйста, на кушетку, – сказал он вежливо, но с несомненной властностью.
Фирмен ни единым жестом не показал, что собирается повиноваться.
– Раз уж я здесь, – сказал он, – может быть, вы мне объясните, что все это значит?
Бородач принялся отпирать шкафчик. Он бросил на Фирмена усталый, но в то же время насмешливый взгляд и поднял брови.
– Я не лектор, а врач, – ответил он.
– Я понимаю. Но ведь…– Да-да, – сказал врач, беспомощно пожимая плечами. – Я знаю. Вы вправе спросить и все такое. Ей-богу, вам должны были это разъяснить до того, как вы сюда попали. Это просто не моя работа.
Фирмен продолжал стоять. Врач сказал:
– Будьте умницей, ложитесь на кушетку, и я вам все расскажу.
Он снова отвернулся к шкафчику.
У Фирмена мелькнула мысль – не попытаться ли скрутить врача, но он тут же сообразил, что, должно быть, до него об этом думали тысячи десяточников. Наверняка существуют какие-то меры предосторожности. Он улегся на кушетку.
– Академия, – заговорил врач, не переставая копошиться в шкафчике, – это закономерное порождение нашей эпохи. Чтобы понять ее, надо сначала понять свой век. – Врач выдержал драматическую паузу и со смаком продолжал: – Вменяемость! Однако с вменяемостью, особенно с социальной вменяемостью, неразрывно связано чудовищное напряжение. Как легко повредиться в уме! И, единожды повредившись, человек начинает переоценивать ценности, у него появляются странные надежды, идеи, теории… потребность действия. Все это само по себе может и не быть патологией, но в результате неизбежно вредит обществу, ибо сдвиг в каком бы то ни было направлении опасен для стабильного общества. Ныне, после тысячелетий кровопролития, мы поставили перед собой цель – защитить общество от патологической личности. Поэтому каждая личность должна избегать тех умственных построений, тех безмолвных решений, которые делают ее потенциально опасной: грозят переменами. Подобное стремление к стабильности, являющейся нашим идеалом, требует чуть ли не сверхчеловеческой силы и решимости. Если в вас нет этих качеств, вы кончите здесь.
– Мне все же не ясно… – начал Фирмен, но врач его перебил:
– Отсюда очевидна необходимость Академии. На сегодняшний день по-настоящему гарантирует вменяемость лишь хирургическая операция мозга. Однако человеку неприятна даже мысль об этом – только дьявол мог предложить такой выбор. Государственная хирургия мозга приводит к гибели первоначальной личности, а это самая страшная смерть. Академия старается ослабить напряжение, предлагает альтернативу.
– Но что это за альтернатива? Почему вы скрываете?
– Откровенно говоря, большинство предпочитает оставаться в неведении. – Врач запер шкафчик, но Фирмену не было видно, какие инструменты он оттуда достал. – Поверьте мне, ваша реакция нетипична. Вы предпочитаете думать о нас как о мрачной, таинственной, грозной силе. Это из-за вашего безумия. Здравомыслящие люди считают нас панацеей, приятно-туманным избавлением от жестокой определенности. Они верят в нас, как в Бога. – Врач тихонько хмыкнул. – Большинству людей мы представляемся раем.
– Почему же вы храните свои методы в тайне?
– Откровенно говоря, – ласково ответил врач, – даже райские методы лучше не рассматривать слишком пристально.
– Значит, все это обман? – воскликнул Фирмен, пытаясь сесть. – Вы хотите меня убить!
– Ни в коем случае, – заверил врач и мягким движением заставил его лечь.
– Так что же вы собираетесь делать?
– Увидите.
– А почему отсюда никто не возвращается?
– Не желают, – ответил врач. Прежде чем Фирмен успел шевельнуться, врач ловко всадил ему в руку иглу шприца и впрыснул теплую жидкость.
– И помните, – сказал он, – надо защищать общество от личности.
– Да, – сквозь дремоту отозвался Фирмен, – но кто защитит личность от общества?
Очертания предметов в палате расплылись, и, хотя врач что-то ответил, Фирмен не расслышал слов – знал только, что они мудры, уместны и очень истинны.
