Наталья Иртенина - Меч Константина
Позвали Горца.
— Русалка у него на ветвях сидит, — сообщили симптомы, — А может, и леший где-нибудь рядом бродит.
— Ясно, — сказал Руслан, теребя подбородок, и храбро подошел к Паше. — А ну дыхни.
Паша дыхнул так мощно, что у Руслана волосы встали дыбом.
— Не «белочка», — профессионально определил Горец, и тут его осенило: — Видел кто — собирал он грибы?
— А ведь точно, — радостно подхватил Фашист, — мог грибов нажраться. Тут как раз самое место для поганок. Мухоморчики опять же… — Матвей поскреб в голове. — Только как же это он, бедный?
— Ребята, — повернулся снова Паша, — ну сделайте что-нибудь. Чего она… сидит и лыбится. Я на нее уже всю обойму извел.
— Что сделать, Паша? Это же твой глюк, а не наш.
— Ну, хоть стукните меня по башке, — попросил Паша. — Только посильнее, чтоб духу ее больше не было.
Все посмотрели на Горца. Руслан встал в позу и заявил, что это не медицинский метод и он умывает руки. За дело взялся Монах. Он отыскал в камышах бревно и огрел им Пашу, зайдя со спины. Паша свалился не сразу, а когда упал, раздался его могучий храп. Монах отряхнул руки и вместе с Лехой понес Малыша в дом.
Я решил самолично разобраться с Киром и его вчерашним мухомором. Отыскал его у забора возле одного из домиков. С красной от натуги физиономией он махал мечом Монаха — еле удерживал его в руках.
— Вор и отравитель, — сказал я, насупившись.
Кир сделал выпад в мою сторону и засмеялся.
— Ну и как он там?
— Не помрет, не дождешься, — ответил я.
— Ну доложи ему, когда очухается, — язвительно предложил Кир, разрубая мечом воздух.
— Ты сам ему скажешь. Ты с ним спорил, а не я. Третью попытку ты продул, так что готовься платить. А если не скажешь, ваш спор станет недействительным. Я всем объявлю об этом. Тогда ты вылетишь из отряда Командир сдаст тебя в приют.
Этого я наверняка не знал, просто блефовал. И добавил:
— А я буду считать тебя подлым трусом.
— Да скажу, скажу, — окрысился он и сделал мечом удар с поворотом.
Клинок кончиком почти что уперся в грудь Монаха. Когда он подошел, я не видел. Кир тоже от неожиданности отступил и чуть не уронил меч. Монах, ничего не говоря, протянул руку и отобрал у него оружие.
— Научишь меня? — развязно спросил Кир.
— От тебя табачным дымом воняет, — сказал Монах.
— Ну и что?
— Ты имеешь представление об эстетике?
— Это когда красиво? — подумав, ответил Кир.
— Приблизительно. А теперь представь бычок на губе и меч в руке. Представил? Что получилось?
— Лажа, — скривился Кир.
Монах снисходительно похлопал его по плечу.
— Полагаю, мы друг друга поняли. И ушел.
К вечеру Паша очнулся от своего богатырско-мухоморного обморока. Кир под моим контролем принес ему повинную голову и, препровожденный в лес, был порот. Но я думаю, Паша не слишком старался. Чистосердечное признание смягчает наказание. С экзекуции Кир вернулся в легкомысленном настроении и предложил мне тоже отведать вместе с ним тертого мухомора. Я наотрез отказался, а ему в одиночку было неинтересно.
После ужина опять всем составом сидели в кают-компании. Немножко пили, немножко играли на гитаре. Монах пригласил Леди Би и провальсировал с ней пару кругов. Вообще-то он не умел танцевать, по-медвежьи топтался и наступал ей на ноги. Василиса смеялась и была очень красива. Но Леха все равно смотрел на нее без того интереса, как ей бы, наверное, хотелось. Это я уже от себя додумывал, чего ей хотелось. Ну просто увалень какой-то, этот Леха. А еще Романтик называется. Вместо того чтоб потанцевать с девушкой, он снова затянул разговор о том, что такое эта подспудная реальность войны. Так и выразился — подспудная. Я был уверен, что он втихаря тоже пишет стихи.
Гитара перестала звенеть, смолкли шутки.
— Вопрос, конечно, интересный, — проговорил Варяг.
— Только как бы на него ответить? — вторил ему Папаша, дергая себя за нос.
— Это тема философская, — высказался старший Двоеслав.
— Ни в коем случае. Это вопрос тактики, — быстро возразил Фашист. — В военном каноне Сунь-цзы сказано: «Подчинить врага не сражаясь — вот подлинная вершина превосходства». Нас завоевали при помощи одной видимости тишины и спокойствия, фантома мира-безопасности. Капитуляцию до сих пор большинство воспринимает как начало дружбы с бывшим врагом. Там, на поверхности, на той стороне Януса, не стреляют и никакой войны, разве что для тех, кто понимает. Там только разруха и вымирание, да и те считаются уже нормальным явлением. Все правильно. По-настоящему война идет здесь, под спудом, как ты сказал. Под семью печатями.
— Как мертвенна, тиха улыбка, и как кровав горячечный оскал, — снова впал в изящную словесность Премудрый, — лишь тот познал двуликость Януса, кто не боялся сделать шаг…
— Опять мучила бессонница? — прозаически, с профессиональной озабоченностью спросил Руслан. — Ночью надо спать, а то снотворное пропишу.
Ярослав поленился ему ответить.
— Война будет долгой-долгой, — вдруг сообщил Йован-Иван.
— Все тайное когда-нибудь становится явным, — в тон остальным зафилософствовал Паша.
— Точно, — подтвердил Фашист, — Когда-нибудь сорвет напрочь этот спуд, как соломенную крышу. Вот тогда они за нас возьмутся всерьез.
— Не уверен, что они захотят дожидаться этого «когда-нибудь», — заговорил Святополк.
— Что ты имеешь в виду?
— Несколько странных фактов и одну сумасшедшую теорию — вот что я имею в виду.
Все нацелили глаза на командира в ожидании какой-нибудь неприятной сенсации. Но он молчал, бесстрастно попивая из пластикового стакана.
— Каких фактов? — горестно воскликнул Руслан, не выдержав. — Какую теорию?
— Потом расскажу, — беспощадно молвил Святополк и совсем люто прибавил: — Может быть.
По столовой пролетел выдох несогласия и разочарования.
— Командир, какие планы на завтра? — Монах решил добавить обществу бодрости.
— Возьми двух человек и сходите в город на разведку, — отрешенно сказал командир, как будто гулять отправлял.
Я принялся набиваться в попутчики и после долгих уговоров получил разрешение.
На улице стояла глубокая темень. Об одинокую лампочку на потолке кают-компании бились суицидные бабочки.
Глава 3. Ненависть жаждет
До ближайшего города было километров десять. Монах шел впереди, за ним я, замыкал группу Фашист. Монах оставил свои меч на базе, зато Матвей ни за что не хотел расставаться с трофейной саблей. Нес ее на поясе под плащом. Ему повезло — лил холодный дождь, и молено было закутываться хоть до ушей. Эту саблю он полюбил даже больше своего ручного пулемета. Но пулемет тоже остался на базе. Мы отправились на разведку почти как мирные люди. Командир поставил задачу — провести осмотр городка, собрать слухи, купить местные газеты, ни во что не влезать, нигде не засвечиваться. Влезть нам все-таки пришлось. Первые впечатления от городка были удручающие. Облезлые фасады, бревенчатые избушки там и сям, разрастающиеся помойки и унылые очереди к колонкам за водой. Зато на главной площади — новенький фонтан и три «торговых центра», при свете дня сверкающих иллюминацией. В очередях с ведрами заветным русским словом поминали мэра и его банду. С главной площади мы перешли на соседнюю улицу, и тут картина оказалась иной, Здесь любовались руинами, явно свежими. Прохожие толпились на безопасном расстоянии, увлеченно обсуждали происшествие. Двое скучных патрульных пытались изображать оцепление и время от времени бормотали б рацию. Отдельная от толпы кучка людей возмущенно наскакивала на них и чего-то требовала.
