Вольфганг Шрайер - Неоконченный сценарий
- Полковник! У немцев нет никаких доказательств: а у самих у них рыльце в пушку, они будут только рады унести ноги подобру-поздорову.
- Позвони Толедо! Предупреди о возможном покушении. Пусть не выходит из дома, пока ты со своими людьми не окажешься на его участке.
- Я? Предупредить его?
Понсе согнулся, будто его ударили. На какую-то секунду ему показалось, будто он раскусил Матарассо - позвонил в последний момент, хитроумно затягивает разговор, а тут все и случится?.. И Матарассо останется в выигрыше, а ответственности в случае чего не понесет никакой. Но с ним, с Понсе, в такие игры не играют!
- Полковник, вы это всерьез?..
- Что, тебе неловко звонить ему? Тогда я сам...
- Нет, нет! - простонал Понсе, сообразив, что означают последние слова Матарассо: тот готов пожертвовать им, сделать козлом отпущения. - Я все сделаю, уже звоню!
Когда майор взялся за трубку другого аппарата, в ушах звучал еще последний смешок Матарассо, безрадостный, но самодовольный. Полковник только что похоронил самый смелый его замысел. Им овладело отчаяние, и только одна мысль придавала сил в ожидании ответного гудка - что, если он опоздал со звонком, ведь никто трубку не снимает? И еще одна возможность не исключена: вдруг Толедо из гордости и высокомерия не примет предупреждения всерьез? Как он отреагирует на предупреждение? Это в известной мере зависит от него, от Понсе. Предупреждение должно прозвучать назойливо и неискренне. Если Толедо так воспримет его слова, он не придаст им серьезного значения.
Но вот о чем нельзя забывать: его слова услышит не один Толедо, они будут записаны на магнитофон, который включается автоматически, стоит министру снять трубку. Эта пленка может быть использована как вещественное доказательство. Поэтому предупреждение необходимо сформулировать точно и недвусмысленно. Тогда никто ни к чему не придерется!
Понсе тихонько рассмеялся, когда ему в голову пришла еще одна недурная мысль: произнести несколько слов, которые Толедо смутят и которые Диас уберет с пленки так, что и следа не останется. Нет, он все-таки доведет до конца свою самую сложную операцию! В какое положение он попал! Ничего подобного нет в истории криминалистики: тем, что преступник предупреждает жертву, он одновременно подписывает ей приговор и обеспечивает свое алиби.
- Толедо, - услышал он в трубке барственный голос.
И хотя Понсе ожидал его услышать, он вздрогнул, словно неожиданно прозвучал сигнал боевой трубы.
Телефонный звонок в кабинете министра раздался, когда Толедо успел позавтракать, перелистать местные газеты и обсудить положение в стране с группой друзей по партии, заехавших к нему ранним утром. Он понимал, что давно пора спуститься в сад. Но пусть киногруппа и операторы из "Радио Телевисьон" и "Телевисьон Насьональ" подождут; их деловитость казалась ему неуместной, суета внизу раздражала. Странно, но вся эта история вдруг научала претить Толедо.
Причиной недовольства министра была кампания в печати, которую армия готовила, очевидно, загодя, и с шумом и треском открыла сегодня, в понедельник утром.
Противник все рассчитал и оперировал фактами. Конечно, Толедо не был инициатором реформ по своему ведомству. Это третьеразрядное министерство его не вдохновляло. Он никогда им не дорожил, оно было для него только трамплином для борьбы за пост президента. Теперь противник пытается нажить капитал на его выжидательной политике. Сначала грозят смертью, теперь кампания в печати, и что дальше? Как правило, в Гватемале гражданских лиц к власти не допускали. Из двадцати одного президента, которых страна вынуждена была терпеть последние сто лет, шестнадцать - высшие военные чины! И чего они добились? Превратили Гватемалу в "банановую" республику... Когда Толедо дошел в своих размышлениях до этой точки, в кабинете раздался телефонный звонок; министр прошел туда, снял трубку и услышал голос Камило Понсе.
- Толедо. А это вы, майор. Надеюсь, мой привет получили? - В голосе министра прозвучала издевка.
- О чем вы, ваше превосходительство?
- Вы отлично знаете.
- Позвольте перейти к делу. Я звоню, чтобы предупредить вас, господин министр. По полученному нами донесению вам лично угрожает опасность. Похоже, городские герильерос предполагают похитить перед началом президентских выборов одного из кандидатов.
- Почему именно меня?
- Потому что у вас, ваше превосходительство, охрана слабее, чем у генерала Риоса Монтта или полковника Матарассо. От предложенной нами личной охраны вы решительно отказались.
- Не тревожьтесь, мои телохранители несут службу исправно.
- Планируемая акция предположительно связана с киносъемками на вашем участке! И опасность вам угрожает уже сейчас, в данный момент!
Толедо повеселел. У Понсе, который по министерской иерархии директор департамента, то есть на три чина ниже его, реальной власти больше. И тем не менее принять майора всерьез он не может.
- У меня все в порядке, майор! И до окончания съемок никто отсюда не выйдет и никто не войдет.
- Знаю! Но если этот или эти злоумышленники уже на вашем участке, что тогда?
Толедо беззвучно рассмеялся. "Знаю!" Это у Понсе вырвалось невольно. Он даже врать как следует не научился! Полицейских всегда подмывает похвастаться своими сведениями... Причина звонка теперь ясна. Понсе сообразил, что к нему можно пробиться только силой, и хочет теперь получить разрешение пройти со своими людьми к вилле, чтобы задуманный спектакль все же состоялся.
- Если для подобных опасений есть основания, отчего вы звоните с таким опозданием?
- Это абсолютно свежий след! - воскликнул Понсе резким, едва ли не истеричным голосом. - Я настоятельно советую вам, ваше превосходительство, не выходите из дома, ни в коем случае не появляйтесь в саду - закройтесь в вашей комнате, пока мы не явимся и не проверим всех и вся!
- А помолиться? Помолиться вы мне не советуете?
- Видит бог, мне не до шуток!
- Верю вам, милейший. Ваше запоздалое предупреждение дополнило картину. Вы внедрили в киносъемочную группу ваших людей. Причем настолько грубо, что даже я, не имея никакого представления о подобных трюках, кое-что заподозрил. А теперь вы хотите этих людей арестовать, чтобы тем самым выставить меня в невыгодном свете. И тут вам доложили, что проникнуть ко мне будет трудно...
- Я решительно протестую против ваших неосновательных подозрений!
- А-а, не трудитесь. Мой дом с десяти утра в вашем распоряжении - если у вас будет подписанный прокурором ордер на обыск! В противном случае вы покушаетесь на неприкосновенность жилища и нанесение материального ущерба, в этом вы себе отчет отдаете? И вот еще что: не подчищайте магнитофонной записи. Я свои разговоры тоже записываю и хочу избавить вас от неприятностей, связанных с возможным сравнением. Позже, перед судом. Вы меня поняли?
