Рэй Брэдбери - Летнее утро, летняя ночь (сборник)
Кларисса сидела с каменным лицом, сгорая от нестерпимой зависти. У нее навернулись слезы, и она в нерешительности поднялась с кресла, не сводя глаз с Эгги-Лу.
Со сдавленным криком она бросилась прочь из комнаты, кубарем скатилась по лестнице, выскочила на свет весеннего дня и, заливаясь плачем, побежала по газону к себе домой.
Как только Кларисса захлопнула за собой входную дверь, ее окружили аппетитные запахи маминой кухни. Мама резала яблоки и укладывала их в подготовленную форму для шарлотки; Кларисса получила выговор за дверной грохот.
– Ну и ладно! – Дочка поерзала розовыми панталончиками по обеденной скамье. – Какая все-таки вредина Эгги-Лу!
Мама Клариссы подняла глаза.
– Вы опять за свое? Сколько раз тебе сказано…
– Она собралась умирать и теперь сидит в кровати и дразнится, дразнится. Вообще уже!
Мать выронила кухонный ножик.
– Ну-ка, ну-ка, повтори, что ты сказала, милая моя?
– Она скоро умрет и теперь надо мной издевается! Мама, ну скажи, что мне делать?
– Что тебе делать? Сейчас? Или когда? – Немое замешательство. Мать вынуждена была сесть на стул; ее пальцы судорожно теребили фартук.
– Надо ей помешать, мама! Чтобы этого не произошло!
– Это в тебе говорит доброта, Кларисса. Ты такая заботливая.
– При чем тут доброта, мама! Ненавижу ее, ненавижу, ненавижу!
– Что-то я не поняла. Если ты ее ненавидишь, то почему собираешься ей помешать?
– Не помогать же ей!
– Но ведь ты сама сказала…
– Мама, ты мне только хуже делаешь! – Она горько расплакалась, кусая губы.
– Одно слово – девчонки. Вас не разберешь. Ты хочешь помешать Эгги-Лу или не хочешь?
– Хочу! Обязательно надо ей помешать! Чтобы ничего у нее не вышло. Чтобы не хвасталась своей… палочкой! – Кларисса замолотила кулачками по столу. – Чтобы не задавалась: «У меня есть, а у тебя нету!»
У матери вырвался вздох.
– Ах вот оно что. Кажется, понимаю.
– Мама, а можно, я умру? Только первой! Чтобы ей утереть нос. Пусть завидует!
– Кларисса! – Под ситцевым фартуком кремосбивалкой зашлось сердце. – Как у тебя язык повернулся! Нельзя говорить такие вещи! Прямо беда с тобой!
– Почему это нельзя? Ей можно, а мне нельзя?
– Да что ты знаешь о смерти? Это совсем не то, что ты думаешь.
– А что это?
– Ну, как сказать… это… это… Господи, Кларисса, что за дурацкий вопрос. Ничего ужасного в этом нет… Естественное явление. Да, вот именно, естественное явление.
Мать разрывалась между двумя правдами. Ведь у детей своя правда – неискушенная, одномерная, а у нее своя, житейская, слишком обнаженная, мрачная и всеохватная, чтобы открывать ее милым несмышленым созданиям, которые с заливистым смехом бегут в развевающихся ситцевых платьицах навстречу своему десятилетнему миру. Тема и в самом деле щекотливая. Как и многие другие матери, она решила уйти от грубых реалий в область фантазии. Бог свидетель, о хорошем говорить проще; да и зачем ребенка травмировать? Поэтому она дала Клариссе такое объяснение, которого та ждала менее всего. Она сказала:
– Смерть – это долгий, крепкий сон и, скорее всего, с разными интересными видениями. Вот и все.
Каково же было ее удивление, когда дочка взбунтовалась хуже прежнего:
– В том-то и дело! Что обо мне ребята в школе подумают? Эгги-Лу надо мной смеяться будет!
Мать резко поднялась со стула.
– Ступай к себе в комнату, Кларисса, и больше меня не дергай. Свои вопросы задашь позже, но сейчас, ради бога, дай мне собраться с мыслями! Если Эгги-Лу действительно умирает, мне нужно немедленно зайти к ее маме!
– А можно сделать так, чтобы Эгги-Лу не умерла?
Мать заглянула ей в глаза. В них не было ни понимания, ни сочувствия – только блаженное неведение и первобытная зависть, а еще детское желание неведомо чего, неведомо в каких размерах.
– Да, – не своим голосом сказала мать. – Нужно сделать все, чтобы Эгги-Лу не умерла.
– Ой, спасибо тебе, мамочка! – торжествующе воскликнула Кларисса. – Мы ей устроим!
Мать вяло улыбнулась, прикрывая глаза:
– Уж постараемся!
* * *Миссис Шеперд подошла к дому Партриджей с черного хода и постучалась в дверь. Ей открыла миссис Партридж.
– О, здравствуй, Элен.
Миссис Шеперд пробормотала что-то нечленораздельное и переступила через порог, еще не надумав, что сказать. И только присев на угловой диванчик, выдавила:
– Я только что узнала про Эгги-Лу.
Натужная улыбка исчезла с лица миссис Партридж. Она медленно опустилась рядом.
– Мне не хочется об этом говорить.
– И не нужно, ни в коем случае. Я только подумала…
– О чем?
– Глупо, конечно. Но я усомнилась, правильно ли мы воспитываем своих детей. Может, внушаем не то, что нужно, или молчим о чем-то важном.
– Не понимаю, – сказала миссис Партридж.
– Видишь ли, Кларисса завидует Эгги-Лу.
– Странно. Чему завидовать?
– Ты же знаешь, как устроены дети. У одного появляется какая-то штука, ни хорошая, ни плохая, ни даже мало-мальски стоящая, а из нее раздувается бог весть какое чудо, чтобы другие позавидовали. Дети готовы на все, лишь бы добиться своего. Чтобы вызвать зависть других, придумывают любые уловки, вплоть до смерти. На самом деле Кларисса совершенно не хочет… не хочет… болеть. Просто ей… так кажется. Она понятия не имеет, что такое смерть. Никогда с ней не сталкивалась. Нашу семью бог миловал. Бабушки, дедушки, дяди, тети, двоюродные братья-сестры – все живы. Лет двадцать никто не умирал.
Миссис Партридж, углубившись в себя, стала рассматривать жизнь своей дочери, словно куклу.
– Мы тоже кормили Эгги-Лу байками. Она еще так мала, а теперь случилась эта напасть, вот мы и решили ее подготовить – мало ли что…
– Но пойми: это вызывает трения.
– Это примиряет ее с жизнью. А иначе моей девочке было бы неоткуда черпать силы, – произнесла миссис Партридж.
Миссис Шеперд сказала:
– Ну ладно, тогда скажу дочери, что все это выдумки – пусть не верит ни единому слову.
– Это необдуманно. – Миссис Партридж вернулась к действительности. – Она тут же прибежит и расскажет Эгги-Лу, и тогда Эгги-Лу начнет… в общем, это будет неправильно. Понимаешь?
– Но Кларисса переживает.
– Зато она здоровый ребенок. От переживаний ничего с ней не сделается. А у бедной Эгги-Лу пусть останется хоть капелька радости.
Миссис Партридж упорствовала – у нее была своя правда. Миссис Шеперд нехотя согласилась, что до поры до времени лучше не вмешиваться.
– Но все-таки Кларисса сильно нервничает.
* * *В ближайшие несколько дней Эгги-Лу не раз видела, как Кларисса в нарядном платье идет по улице; когда Эгги-Лу окликала ее из окна, та оборачивалась и, сияя непривычной безмятежностью, отвечала, что идет в церковь помолиться о здоровье Эгги-Лу.
