Роберт Хайнлайн - Если это будет продолжаться...
— Мне все равно! Мне все равно! Мне плевать! Это не имеет никакого значения!
— Ты это сейчас так говоришь. А потом это будет иметь для тебя значение. Я думаю, что знаю тебя, милый.
— Значит, ты меня не знаешь. Мы начнем жизнь снова.
Она глубоко вздохнула.
— Ты думаешь, что любишь меня, Джон?
— Думаю, да.
— Ты любил Юдифь. Теперь, когда ты обижен ею, тебе кажется, что ты любишь меня.
— Но… но откуда мне знать, что такое любовь? Я знаю одно: я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж и чтобы мы всегда были вместе.
— И я не знаю, — сказала она так тихо, что я еле услышал ее слова. Она подошла ко мне, и я обнял ее так естественно и просто, будто мы всю жизнь только и делали, что обнимались.
Мы поцеловались, и я спросил:
— Ну, теперь ты согласна выйти за меня замуж?
Она откинула голову и посмотрела на меня почти испуганно:
— О, нет!
— А я думал…
— Нет, дорогой, нет! Я буду содержать твой дом, вести хозяйство, стирать белье, спать с тобой, если ты того захочешь, но не надо тебе жениться на мне.
— Черт возьми! На такое я не согласен.
— Нет? Посмотрим. — Она вырвалась из моих рук.
— Магги! — крикнул я.
Но она уже бежала по тропинке, будто летела по воздуху. Я хотел догнать ее, споткнулся о сталактит и упал. Когда я поднялся, ее уже не было видно.
И — удивительное дело. Я всегда считал Магги высокой, статной, почти с меня ростом. Но когда я обнимал ее, оказалось, она совсем маленькая. Мне пришлось наклоняться, чтобы ее поцеловать.
12
В ночь Чуда все, кто оставался в Главном штабе, собрались в комнате связи перед экранами телевизоров. Наш городок совсем опустел, все разъехались по боевым постам. Нам, оставшимся, надо было поддерживать связь между группами. Стратегия была оговорена, и час восстания приурочен к часу Чуда. Тактические планы для всей страны не могли быть разработаны в Главном штабе, и Хаксли был достаточно хороший генерал, чтобы и не пытаться сделать это. Войска стояли на исходных позициях, и их командиры должны были сами принимать решения. Все, что нам оставалось, ждать.
На главном экране светилось объемное цветное изображение помещений дворца. Служба шла уже весь день. Процессии, гимны, жертвоприношения, песнопения — бесконечная монотонность красочного ритуала. Мой старый полк стоял окаменевшими рядами; блестели шлемы, и копья казались зубьями гребенки. Я разглядел Питера ван Эйка, живот которого был закован в сверкающие латы, стоявшего впереди взвода. Я знал из донесений, что ван Эйк выкрал копию нужного нам кинофильма, и его присутствие на церемонии было хорошим знаком: значит, его не подозревают.
На трех остальных стенах комнаты связи находились многочисленные экраны поменьше. Они показывали толпы людей на улицах различных городов, забитые молящимися местные храмы. И на каждом экране люди не отрывали глаз от телевизоров, показывающих ту же суету, что и наш главный экран, — в комнатах дворца Пророка.
По всей Америке люди ждали Чуда. Чуда Воплощения.
За нашей спиной психооператор склонился над телепаткой, находившейся под гипнозом. Телепатка, девушка лет двадцати, что-то пробормотала. Психооператор обернулся к генералу Хаксли:
— Станция «Голос бога» в наших руках, сэр.
Хаксли кивнул головой. От этого зависело все. У меня задрожали колени. Взять станцию в свои руки мы могли только перед самым началом Чуда. Не раньше… Изображение передается по кабелю с этой станции, и единственная возможность внести коррективы в передачу — захватить хотя бы на несколько минут передающую станцию. Я был несказанно горд успехом моих товарищей, но гордость сменилась горем, потому что я знал, что ни один из них не доживет до вечера.
Но если они продержатся еще несколько минут, смерть их будет не напрасна, и души их найдут успокоение. На такие подвиги обычно шил те братья, жены которых побывали в руках инквизитора.
Начальник связи дотронулся до рукава генерала Хаксли.
— Начинается, сэр, — сказал он.
Камеры направлены на дальний конец зала храма. Мы увидели алтарь, и затем все взоры устремились к арке из слоновой кости над алтарем — над входом в святая святых. Вход был закрыт тяжелыми золотыми занавесями.
Я не мог оторвать глаз от экрана. После бесконечного, как мне показалось, ожидания, занавеси дрогнули и медленно раздвинулись, и перед нашими глазами предстал реальный, будто могущий в любой момент сойти с экрана, сам воплощенный Пророк.
Он повернул голову, окидывая всех горящим взглядом, и мне казалось, что он заглядывает мне в глаза. Мне захотелось спрятаться. Я с удивлением услышал собственный голос:
— И вы хотите сказать, что можете воспроизвести это?
Начальник связи кивнул:
— С точностью до миллиметра. Наш лучший имперсонатор, подготовленный лучшими хирургами. Может быть, идет уже наш фильм.
— Но ведь это реально!
Хаксли взглянул на меня:
— Поменьше разговоров, Лайл, — сказал он. Никогда еще он был так сердит на меня.
Я замолчал и обернулся к экрану. Это могучее лицо и горящий взгляд, это — актер? Нет! Я знал это лицо и видел его столько раз на церемониях. Что-то испортилось, и наш план провалился.
Хаксли спросил почти грозно:
— Есть связь с Новым Иерусалимом?
— Простите, нет, сэр.
Пророк начал говорить.
Его покоряющий, могучий голос гремел, как иерихонская труба. Он ниспрашивал благословения господа на грядущий год. Потом замолчал, взглянул снова на меня, поднял очи горе и обратился к Первому Пророку, моля того явиться народу во плоти и предлагая свое тело посредником в этом.
Началось перевоплощение — у меня волосы стали дыбом. Я уже знал, что мы проиграли. Пророк вытянулся на несколько сантиметров, его одежды потемнели, и вот перед нами в старинной тоге стоял сам Негемия Скаддер. Первый Пророк и основатель Нового Крестового похода. Я чувствовал, как внутренности мои сковал страх, чувствовал себя снова маленьким мальчиком, впервые увидевшим это Чудо по телевизору в приходской церкви.
Он начал с добрых пожеланий народу и выражения своей любви к людям. Понемногу он разогрел себя, на лице появились капли пота, и пальцы переплелись так же, как и в те дни, когда он призывал бога на ранних собраниях крестоносцев в долине Миссисипи. Он клеймил грех во всех его проявлениях, грех плоти, духа и денег. В самый разгар речи он перешел на другую тему, чем весьма удивил меня.
— Но я вернулся сегодня не для того, чтобы говорить о малых грехах народа, — сказал он. — Нет! Я пришел к вам призвать вас к оружию. Поднимитесь и восстаньте! Сатана пришел к вам! Он здесь! Он среди вас! С гибкостью змея он проник сюда и принял форму вашего наставника! Да! Он принял личину Пророка!
