Кир Булычев - Тайна Урулгана
– Вы их победили?
– Это было позорное поражение царского самодержавия! – Ниночка постаралась выразить эту сложную фразу по-английски, но не смогла и не стала переводить, потому что поняла: все остальные молчат, ждут, пока она кончит разговаривать на чужом языке.
– Я ей перевела, – сказала Ниночка казаку, чувствуя, что нарушила течение важной беседы.
– Понимаю, – сказал казак. – Ей тоже не все равно.
– И что дальше делать будете? – спросил тунгус у корейцев.
– Лодку ждать будем, – сказал старый кореец. – Ким ждать будем.
Чаепитие продолжалось. Ниночха поднялась, отошла от костра. Пегги за ней.
– Зачем они пошли к метеориту? – спросила Пегги.
– Я не знаю, – сказала Ниночка. – Может, в дневнике капитана Смита было что-то сказано о метеорите?
– Я скажу мисс Смит об этом.
– Конечно, скажите.
Пегги побежала в избушку. Старый кореец глядел ей вслед.
– Совсем черт, – сказал он. – Откуда такой?
– Веселая, однако, – сказал тунгус. Ему Пегги нравилась. Ниночка представила себе, как Дуглас с Лю бредут по тайге.
Лю держит пистолет, угрожая корейцу. Сейчас они придут к метеориту, там Костик. Костик оборачивается на хруст ветвей, но поздно! Предательская пуля настигает его…
– Чего кричишь? – спросил казак. – Глаза открытые, а спишь.
– Я иду в тайгу, – сказала Ниночка. – И не пытайтесь меня удержать.
– Смешно говоришь, – ответил казак. – И далеко собралась?
– Я должна найти экспедицию. Им грозит опасность.
– В Новопятницке все господину исправнику скажешь. Или господину Филимонову. Они людей снарядят – поймают этих бандюг.
– А если они за это время всех убьют? И корейца тоже? – Ниночка смотрела при этом на старого корейца.
– Ой, плохо, – сказал кореец, но никакого желания спешить в тайгу на выручку своего товарища не изъявил.
– Их надо было на берегу взять, – упорствовал казак, – пока они не подозревали. А теперь они ждут погони.
– Но в экспедиции ничего не знают.
– А с чего ты взяла, что они убивать будут?
– Вы ничего не понимаете! – горячилась Ниночка, которая не могла изгнать из сознания образ падающего под пулями Костика. – Вам совершенно все равно! Я расскажу Ефрему Ионычу. Он будет сердиться.
– Ты меня Колоколовым не пугай. Я ему не подвластный. Я вольный русский казак.
Кузьмич обиделся, даже борода растопырилась.
– Я все равно уйду! – сказала Ниночка.
– Твоя воля, барышня, – ответил казак. – Только далеко не уйдешь.
– Пускай я погибну. – Ниночка была готова к жертвам. Она уже вышла на улицу Варшавы с бомбой в руке – держитесь, сатрапы! Единственным сатрапом на сто верст кругом был казак Кузьмич. Но и он не подозревал, какую бурю поднял в маленьком горячем сердце Ниночки.
Она побежала к избе, там был ее мешок, который она вчера принесла с лодки. Мужчины глядели ей вслед как на блаженную.
Ниночка ворвалась в избушку. И прямо к скамье – схватила свой мешок, высыпала его содержимое на пол, чтобы понять, что нужно брать в тайгу.
Вероника сидела за столом. Когда Ниночка вбежала, она разговаривала с Пегги.
– Пегги мне обо всем рассказала, – услышала Ниночка голос Вероники. – Дуглас узнал что-то о метеорите.
– Там люди, – сказала Ниночка. – Там Костик. Вы его знаете. И профессор Мюллер. А ваши друзья вооружены.
– Вы хотите идти туда, в лес? – спросила Вероника.
– Да.
– Но это опасно. Русский солдат пойдет с вами?
– Никто не пойдет.
– Но вы не найдете нужное место. Дуглас имеет проводника. А вы?
– Я поговорю с корейцами, – сказала Нина. – У отца есть немного денег. Он меня любит. Он мне даст. Я заплачу.
– Очень хорошо, – сказала Вероника. – Я иду с вами.
– Что?! – Это была самая большая неожиданность.
– У меня нет другого выхода, – сказала Вероника. – Все бумаги отца, вся его слава, его репутация, его честь – в руках у негодяев.
Ниночка вдруг увидела Веронику. Она ее не замечала за последние сутки. То есть видела, замечала, но не вглядывалась. За столом, вытянув перед собой тонкие сильные руки, сидела молодая женщина с бледным изможденным лицом. Густые пепельные волосы туго зачесаны назад и собраны на затылке в тяжелый узел. Серые большие глаза смотрят спокойно и даже равнодушно. И говорит Вероника обо всем так, словно собралась в соседний магазин за хлебом. И, впрочем, не столь важно, в магазин за хлебом или в непроходимую тайгу, главное, что она решила и ее решения никому не поколебать.
– Наше завещание у них, – сказала практичная Пегги. – Мистер Дуглас скажет госпоже: у меня завещание, у меня бумаги, я буду делать что хочу, а вы, мисс Смит, выходите за меня замуж или отдайте мне деньги.
– Это не столь важно, – решительно сказала Вероника.
Но Ниночка понимала, что это тоже важно. И не столько потому, что Вероника не могла возвращаться такой же нищей, как уехала, сколько потому, что она должна была восстановить свою справедливость и состояние было частью этой справедливости.
– Но в тайге очень трудно, – сказала Ниночка. – Я сама в тайге ходила. Правда, с мужчинами. А вы никогда там не были.
– Когда-то надо начинать, – сказала Вероника без улыбки. – Я была с отцом в Африке, в бассейне Конго. И думаю, что все леса одинаково неприятны.
– Начнутся ночные морозы.
– Значит, не будет комаров. И давайте, дорогая Нина, прекратим этот пустой спор. Я уверяю вас, что, не будь вашего решения отправиться в лес, я бы сделала это одна. Пегги может подтвердить.
– Да, мисс Смит сказала мне об этом до вашего прихода, – подтвердила Пегги. – И я иду с ней.
– Еще этого не хватало! – воскликнула Ниночка. – Это вам не Африка!
Пегги победоносно улыбнулась.
Ниночка отбросила свой мешок в сторону и пошла наружу. Она понимала, что не отговорит упрямых иностранок. А раз так, то ей придется стать самой разумной в этой компании. И договориться с казаком.
Вслед ей донеслись слова Вероники:
– Если вы будете договариваться, имейте в виду, у меня хватит денег, чтобы щедро заплатить русским солдатам.
Ниночка вернулась к костру. Ее ждали. Встретили взглядами, но ни о чем не спросили. Ниночка тоже молчала, не зная, как лучше начать разговор. Наконец первым нарушил молчание Михей Кузьмич.
– Передумала, барышня? – спросил казак.
– Нет, – сказала Ниночка. – Только я иду не одна. Англичанки идут тоже.
– Час от часу не легче, – сказал казак. – Что же я господину Колоколову скажу, когда вы сгинете?