Гарри Гаррисон - Возвращение в Эдем
– Мое обращение произошло в городе Инегбане, где великой учености иилане" по имени Эссокел говорила со мною.
– В городе?
– Да, конечно.
– Ну, а вы, – Амбаласи обвела всех широким жестом, – все ли ознакомились с вдохновляющим учением Угуненапсы в городе?
Все ответили согласием, даже Фар' – с великим недоверием.
– Конечно же. Иначе и быть не могло. Все вы были иилане", иначе никто из вас не сумел бы понять ее аргументов. Но разве подобный путь обращения соответствует восьмому принципу Угуненапсы? Я усматриваю в этом различный подход.
Дочери зашевелились в изумлении, а Фар' ответила цветовыми сигналами, не допуская даже мысли о том, что эта неверная имеет право толковать принципы Угуненапсы. Только Энге молчала, слабо шевеля конечностями и хвостом в такт невысказанным мыслям. Амбаласи не сводила с нее глаз: движения Энге стали быстрее, и она широко раскинула руки от радости понимания.
– Как всегда, великая Амбаласи просвещает нас своей ясной мыслью, и мы должны вознести ей хвалу и воздать высшие почести.
Фар' сделала отрицательный жест, остальные недоумевали. Амбаласи же явно была довольна таким признанием. Повинуясь сильному чувству, тело Энге судорожно задергалось.
– Амбаласи вновь обнаружила широту ума и глубину понимания, вновь показала нам, что постигла учение Угуненапсы. В нем есть любые ответы, но наша неискушенность не позволяет нам заметить их. Разве не восьмой принцип гласит, что мы, Дочери, должны поведать всем о Духе Жизни и о пути праведном? Почему же мы ограничиваемся собой?
Закончив, она просигнализировала желание услышать ответ. Среди общего удивления и задумчивости раздался голос Фар'.
– Ты решила проповедовать принципы Угуненапсы морским рыбам?
– Молчи, Фар'! – сказала Сатсат, гнев сделал ее движения резкими. – Своими речами ты позоришь и себя, и нас. Амбаласи ведет нас к истине, и она более предана учению Угуненапсы, чем ты со своими вечными отрицаниями. Все мы были уже иилане", когда узнали об Угуненапсе. И потому думаем только об иилане". Но нельзя забывать про фарги. Они рвутся к знаниям, их пустые головы готовы наполниться учением Угуненапсы.
– Только великий ум может увидеть истины, скрытые от неспособных, – вставила Амбаласи с присущей ей скромностью. – И ты, Фар', сделаешь вот что. Пойдешь к фарги и будешь учить их. Иди к ним на пляжи, пока они еще не вошли в город. Покорми их, они потянутся к тебе, а затем расскажи им об Угуненапсе, о том, что они будут жить вечно. Сумеешь их убедить – вот тебе и обращенные. Если будешь держаться подальше от города, тебя никто не тронет. А фарги нет числа, их никто никогда не хватится. Соглашайся – и урукето отвезет тебя к городским пляжам.
Принимая похвалы как должное, Амбаласи прислушивалась к оживленной дискуссии. Но одним глазом она следила за Фар', и скоро Энге заметила это. Потребовав знаком внимания, она повернулась к Фар'.
– Ну, что скажешь? Поведаешь ли ты фарги правду об Угуненапсе?
Все примолкли, ожидая, как отреагирует известная спорщица. Она подняла голову и решительно начала:
– Я не ошибалась… но, должно быть, переусердствовала. Амбаласи открыла нам истину, и я благодарю ее за это. Я отправляюсь к фарги и буду говорить с ними. Наш город будет жить. И я еще раз благодарю Амбаласи за помощь.
В ее словах угадывался некий подтекст, но, казалось, Фар' говорила искренне. Обрадованная, переполненная счастьем Энге не обратила на это внимания. Мир восстановлен. Великое дело Угуненапсы будет жить вечно.
– Что еще прикажешь, великая Амбаласи? – спросила Энге как просительница, а не как равная.
Амбаласи приняла это как должное.
– Я выращу контейнеры для консервирования мяса. Когда они наполнятся, нам можно будет отправляться. Предлагаю, чтобы в урукето было поменьше проповедниц – останется больше места для обращенных. А когда мясо закончится и обращение свершится, урукето вернется назад. Город будет процветать – ведь за работу возьмутся молодые и сильные фарги…
– Ты сказала «нам», – перебила ее Энге. – Значит, ты тоже собираешься плыть на урукето?
– Естественно. Кто еще сможет распоряжаться лучше, чем я? Я истосковалась по речам, в которых не повторяют без конца одно и то же имя. А вы решите, кого еще послать. Предлагаю, чтобы сестер было не более пяти.
– Предлагаю… – возмущенно фыркнула Фар'.
– Приказываю – если тебе не нравится. Но я великодушна и незлопамятна. Ты и еще четверо твоих – кого хочешь. Ты поедешь с нами, Энге?
– Я должна остаться в городе и подготовить его для новеньких, хотя больше всего хочу сопровождать тебя. Сатсат, ближайшая моя, ты согласна поехать вместо меня?
– С радостью!
– Осталось трое, – заключила Амбаласи и, потянувшись, пошла прочь. – Я сообщу, когда настанет время отправляться, – обернулась она на ходу.
Величественным шагом она шествовала по городу, выращенному ее руками, названному ее именем. Впрочем, шла она медленно, понимая, что причиной тому не просто усталость. Она была стара и теперь часто в моменты спокойной задумчивости ощущала, что физические силы на исходе. Скоро придет конец – может быть, не завтра, но завтрашнее завтра, глядишь, наступит без нее. Следовало еще многое сделать, пока не свершилось неизбежное.
Когда она пришла в лабораторию, Сетессеи занималась образцами, но сразу бросила все дела и застыла в ожидании указаний.
– Надо вырастить контейнеры.
Амбаласи достала несколько высушенных яиц. Потом отыскала все необходимое и протянула помощнице.
– Для роста – питательная жидкость, потом заполни их мясом. Но сначала принеси угункшаа и запоминающего зверя.
– Какого?
– Какого-нибудь из пустых – я хочу сделать новую запись.
– Тут есть такой – в нем твои ранние заметки об океанических течениях и южных ветрах. И описание открытий.
– Давай его сюда. Это мне и нужно. Пустых мест не должно оставаться. Только сообщения об исторически важных свершениях.
Угункшаа, зверь, преображенный иилане", восседал перед Амбаласи, сверкая огромной органической линзой. Сетессеи установила рядом запоминающего зверя и осторожно вставила один из выростов, выступавших над почти атрофировавшимися глазами, в складку на боку говорителя памяти. Она подстроила прибор, и на линзе замелькало черно-белое изображение, послышался неразборчивый голос. Звуки и изображение пропали, когда на приборе открылся второй глазок поменьше и уставился на Амбаласи.
– Говори, – сказала Сетессеи. – Он будет слушать и запоминать.
Отпустив помощницу, Амбаласи собралась с мыслями и начала говорить. Каждое ее движение, каждое слово запечатлевались в мозгу запоминающего животного.
