Клиффорд Саймак - Магистраль вечности
Она соскользнула наземь и слегка удивилась, ощутив под ногами твердь: почему-то у нее сложилось впечатление, что грунт губчатый или даже топкий. Решившись наконец расстаться с неводом, она направилась к ближайшему курганчику, совсем маленькому, напоминающему кучку камней. Такие кучки ей доводилось видеть в средних веках — землепашцы, расчищая посевные участки, выкапывали камни и складывали их на меже. Но там в одну бурую кучку попадали камни любых размеров, от форменной мелочи до увесистых валунов. Здесь все камушки казались одинаково мелкими, и многие посверкивали на солнце.
Достигнув курганчика, Инид опустилась на колени, собрала пригоршню камней и поднесла их к глазам на раскрытой ладони. Даже в хилом свете красного солнца камни полыхнули огнем. У нее захватило дух, мышцы непроизвольно напряглись, хотя вскоре расслабились. Ты же ничего не знаешь о драгоценностях, внушала она себе, ты не отличишь осколок кварца от бриллианта… Но нет, никак не верилось, что весь этот блеск и огонь исходят от обыкновенной гальки. На красноватом камне размером чуть меньше куриного яйца был скол, полыхающий ослепительным багрянцем. Камушек, расколовшийся пополам, казалось, трепещет, испуская потоки сини. А другие камушки светились оттенками роз и фиалок, яркой зеленью и теплой желтизной.
Перевернув ладонь, она позволила им всем упасть искристым дождем. Если это и впрямь драгоценные камни, то в отдельные периоды истории человечества они могли бы нашедшему их принести целое состояние. Правда, не в ту эпоху, откуда Инид и ее семья бежали без оглядки. В ту эпоху все драгоценности, антикварные вещи и раритеты утратили всякую ценность. Тот мир не признавал ни денег, ни драгоценностей.
Интересно, знал ли Конепес об этих кучках драгоценных камней, которые неведомый народ свалил здесь столь небрежно и без счета? Вряд ли, ответила себе Инид, Конепес ищет здесь что-то, но это не драгоценности…
Она направилась к следующей кучке, но, добравшись до цели, даже не замедлила шага. Кучек таких на этой планете полным-полно, вон еще и еще, и все одинаковые, разве что некоторые чуть побольше. Она теперь знала наверняка, что это за кучки и что она в них найдет. Не настала ли пора пройти немного дальше и посмотреть, не отыщется ли там чего-то более интересного?
По-видимому, сама не догадываясь, она все время поднималась по пологому склону, поскольку внезапно равнина кончилась, и перед ней открылся обрыв, а за ним путаница причудливых формаций, нагота крутых утесов, глубокие промоины пересохших потоков — и пирамиды, целая группа пирамид, царство прямых линий, сходящихся к вершине.
Замерев на краю обрыва, Инид пожирала пирамиды глазами, припоминая однажды читанное: в природе нет прямых линий, прямолинейность неизбежно подразумевает искусственность. У пирамид определенно был вид архитектурных сооружений. Края граней были отчетливыми, а сами грани, сужающиеся к вершине, совершенно ровными.
И тут она заметила, что грани посверкивают точно так же, как курганчики на равнине. Не может быть! Возводить пирамиды с подобной точностью из драгоценных камней или самоцветов — это же просто нелепо, если вообще возможно.
Она подошла ближе, и сомнению не осталось места: пирамиды были сложены из самоцветов, вернее, из тех самых камней, что представились ей самоцветными. При близком рассмотрении сооружение буквально переливалось мириадами радужных искр. Инид даже прищурилась — настолько яркими были красные, зеленые, пурпурные блестки. Пурпурные ее не привлекли — пурпура, гвоздичной красноты и неестественной зелени она насмотрелась на этой планете уже более чем достаточно. Но одна желтая искра — бледно-желтая, несравненно чистая и ясная — заворожила ее, наставила сердце замереть, а дыхание прерваться. Искра исходила от камня размером побольше яйца, поразительно гладкого, будто отполированного протекавшими над ним древними водами.
Рука бездумно потянулась к этой манящей искре, пальцы ухватились за камень и сомкнулись. Но довольно было вытащить его, как целая грань пирамиды стекла вниз, будто в мгновение ока растаяла. Инид еле-еле увернулась от каскада хлынувших на нее камней.
Что-то истошно пискнуло. Инид встрепенулась, вскинула глаза на писк — и увидела их. Они скучились у осевшего угла пирамиды и в свою очередь уставились, на нее вытаращенными глазами. Испуганные участью пирамиды, они даже привстали на цыпочки, а круглые пушистые уши затрепетали мелкой дрожью.
Глаза навыкате, мышиные ушки, кроткие треугольные личики — а тела угловатые, резко очерченные, смутно напоминающие выточенных из дерева пауков. Нет, не просто из дерева, поправила себя Инид, а из выдержанного, поседевшего плавника, какой находят иногда по берегам рек: все древесные узлы и неровности сточены до блеска, словно некий умелец специально шлифовал их долгими-долгими часами.
Она попыталась заговорить с ними и постаралась, чтобы голос звучал ласково. Тела из седоватого плавника пугали и отталкивали, зато пушистые личики, большие ясные глаза и трепещущие ушки привлекали беззащитной добротой. При звуках человеческого голоса они отпрянули и пустились в бегство, высоко подбрасывая суставчатые ноги, затем остановились и уставились на Инид сызнова. Их была ровно дюжина. Размером они были со взрослую овцу.
Она заговорила снова, так же ласково, как и прежде, и протянула к ним руку. Движение, естественное для человека, доконало их — они вновь отпрянули и бросились наутек, на сей раз во всю прыть, не останавливаясь и не оглядываясь. Одолели исковерканный склон и исчезли, скрывшись в одном из глубоких провалов. А Инид осталась у пирамиды, которая больше не отличалась прямизной и четкостью линий. Над головой сомкнулось зеленое небо, будто спустившееся еще ниже, а рука тупо сжимала булыжник, сияющий желтизной первоцвета…
Опять я все испортила, упрекнула себя Инид, как портила все, к чему ни прикасалась за последние дни. Она обошла осыпавшуюся пирамиду и застыла в крайнем изумлении: на бордовой траве были расстелены прямоугольники белой ткани, а между ними возвышались красочные корзины с крышками, сделанные, видимо, из металла. Осталось лишь дополнить упреки в собственный адрес догадкой: бедняги выбрались сюда на пикник, а я прервала его грубо и бесцеремонно…
Подойдя вплотную, она подцепила край прямоугольника ногой. Ткань легко отделилась от земли и упала обратно складками. Нет, ошибки быть не могло, это именно ткань. Скатерть, расстеленная на траве. Чистая поверхность, на которую удобно выложить пищу. Ну не странно ли, подумала Инид, что идея пикника, казалось бы, чисто земная, появилась независимо и у обитателей этой безрадостной планеты! Хотя здесь, вполне вероятно, это действие несло совершенно иной смысл, а может, и не имело ничего общего с трапезой на природе.
