Аркадий и Борис Стругацкие - Малыш
Мне почудилось какое-то движение в густых зарослях справа. Я остановился, позвал: «Малыш!» – но никто не откликнулся. Мерзлая ледяная тишина окружала нас. Ни шелеста листвы, ни жужжания насекомых – все это вызывало неожиданное ощущение, словно мы плутали среди театральных декораций. Мы обогнули длинный язык тумана, высунувшийся из горячего болота, и стали подниматься по склону холма. Собственно, это была песчаная дюна, схваченная кустами. Чем выше мы поднимались, тем тверже становилась под ногами песчаная поверхность. Взобравшись на гребень, мы огляделись. Корабль скрывали от нас облака тумана, но посадочная полоса была видна хорошо. Весело и ярко блестела под солнцем рубчатка, сиротливо чернел посередине оставленный мяч, и грузный Том неуверенно топтался вокруг него – явно решал непосильную задачу: то ли убрать с полосы этот посторонний предмет, то ли при случае жизнь положить за эту забытую человеком вещь.
И тут я заметил следы на промерзшем песке – темные влажные пятна среди серебристого инея. Здесь проходил Малыш, проходил совсем недавно. Сидел на гребне, а потом поднялся и пошел вниз по склону, удаляясь от корабля. Цепочка следов тянулась в заросли, забившие дно лощины между дюнами. «Малыш!» – снова позвал я, и снова он не отозвался. Тогда я стал спускаться в лощину.
Я нашел его сразу. Мальчик лежал ничком, вытянувшись во всю длину, прижавшись щекой к земле и обхватив голову руками. Он казался очень странным и невозможным здесь, никак не вписывался он в этот ледяной пейзаж. Противоречил ему. В первую секунду я даже испугался, не случилось ли что-нибудь. Слишком уж здесь было холодно и неприютно. Я присел рядом с ним на корточки, окликнул, а потом, когда он промолчал, легонько шлепнул его по голому поджарому заду. Это я впервые прикоснулся к нему и чуть не заорал от неожиданности: он показался мне горячим, как утюг.
– Он придумал? – спросил Малыш, не поднимая головы.
– Он размышляет, – сказал я. – Трудный вопрос.
– А как я узнаю, что он придумал?
– Ты придешь, и он сразу тебе скажет.
– Мам-ма, – вдруг сказал Малыш.
Я взглянул. Майка стояла рядом.
– Мам-ма, – повторил Малыш, не двигаясь.
– Да, колокольчик, – сказала Майка тихо.
Малыш сел – перелился из лежачего положения в сидячее.
– Скажи еще раз! – потребовал он.
– Да, колокольчик, – сказала Майка. Лицо у нее побелело, резко проступили веснушки.
– Феноменально! – произнес Малыш, глядя на нее снизу вверх. – Щелкунчик!
Я прокашлялся.
– Мы тебя ждали, Малыш, – сказал я.
Он стал смотреть на меня. С большим трудом я удержался, чтобы не отвести глаза. Страшненькое все-таки было у него лицо.
– Зачем ты меня ждал?
– Ну, как зачем… – Я несколько растерялся, но меня тут же осенило. – Мы скучаем без тебя. Нам без тебя плохо. Нет удовольствия, понимаешь?
Малыш вскочил и сейчас же снова сел. Очень неудобно сел – я бы двух секунд так не просидел.
– Тебе плохо без меня?
– Да, – сказал я решительно.
– Феноменально, – проговорил он. – Тебе плохо без меня, мне плохо без тебя. Ш-шарада!
– Ну почему же – шарада? – огорчился я. – Если бы мы не могли быть вместе, вот тогда бы была шарада. А сейчас мы встретились, можно играть… Вот ты любишь играть, но ты всегда играл один…
– Нет, – возразил Малыш, – только сначала я играл один. А потом я играл на озере и увидел свое изображение в воде. Хотел с ним играть, оно распалось. Тогда я очень захотел, чтобы у меня были изображения, много изображений, чтобы с ними играть. И стало так.
Он вскочил и легко побежал по кругу, оставляя свои диковинные фантомы – черные, белые, желтые, красные, а потом сел посередине и горделиво огляделся. И должен вам сказать, это было зрелище: голый мальчишка на песке, и вокруг него дюжина разноцветных статуй в разных позах.
– Феноменально, – сказал я и посмотрел на Майку, приглашая ее принять хоть какое-нибудь участие в беседе. Мне было неловко, что я все время говорю, а она молчит. Но она ничего не сказала, просто хмуро глядела, а фантомы зыбко колебались и медленно таяли, распространяя запах нашатырного спирта.
– Я всегда хотел спросить, – объявил Малыш, – зачем вы заворачиваетесь? Что это такое? – Он подскочил ко мне и дернул за полу дохи.
– Одежда, – сказал я.
– Одежда, – повторил он. – Зачем?
Я рассказал ему про одежду. Я не Комов. Сроду не читал лекций, особенно об одежде. Но без ложной скромности скажу: лекция имела успех.
– Все люди в одежде? – спросил пораженный Малыш.
– Все, – сказал я, чтобы покончить с этим вопросом. Я не совсем понимал, что его, собственно, поражает.
– Но людей много! Сколько?
– Пятнадцать миллиардов.
– Пятнадцать миллиардов, – повторил он и, выставив перед собой палец без ногтя, принялся сгибать и разгибать его. – Пятнадцать миллиардов! – сказал он и оглянулся на призрачные остатки фантомов. Глаза его потемнели. – И все в одежде… А еще что?
– Не понимаю.
– Что они еще делают?
Я набрал в грудь побольше воздуху и принялся рассказывать, что делают люди. Странно, конечно, но до сих пор я как-то не задумывался над этим вопросом. Боюсь, что у Малыша создалось впечатление, будто человечество занимается большей частью кибертехникой. Впрочем, я решил, что для начала и это неплохо. Малыш, правда, не метался, как во время лекций Комова, и не скручивался в узел, но слушал все равно, словно завороженный. И когда я кончил, совершенно запутавшись и отчаявшись дать ему представление об искусстве, он немедленно задал новый вопрос.
– Так много дел, – сказал он. – Зачем пришли сюда?
– Майка, расскажи ему, – взмолился я сиплым голосом. – У меня нос замерз…
Майка отчужденно посмотрела на меня, но все-таки принялась вяло и, на мой взгляд, совсем неинтересно рассказывать про блаженной памяти проект «Ковчег». Я не удержался, стал ее перебивать, пытаясь расцветить лекцию живописными подробностями, затеял вносить поправки, и в конце концов вдруг оказалось, что опять говорю я один. Рассказ свой я счел необходимым закончить моралью.
– Ты сам видишь, – сказал я. – Мы начали было большое дело, но как только поняли, что твоя планета занята, мы сразу же отказались от нашей затеи.
– Значит, люди умеют узнавать, что будет? – спросил Малыш. – Но это неточно. Если бы люди умели, они бы давно отсюда ушли.
Я не придумал, что ответить. Тема показалась мне скользкой.
– Знаешь, Малыш, – сказал я бодро, – давай пойдем поиграем. Посмотришь, как интересно играть с людьми.
Малыш молчал. Я свирепо поглядел на Майку: что она, в самом деле, не могу же я один тащить на себе весь контакт!
