Сергей Минцлов - Царь царей...
Громадный остров тянулся нескончаемо; путешественники уже отобедали, когда наконец последний слоистый выступ его, похожий на высокий песочный торт, остался позади; впереди, вправо и влево расстилалась безграничная водная даль; справа, как бы на острове, из нежного голубого тумана подымались очертания неясной розоватой горы.
Михаил Степанович указал на нее спутникам.
— Святой Нос, — сказал он. — Еще два дня, и мы будем на месте.
Павел Андреевич тяжело вздохнул: он не запасся книгами, и путешествие на лодке начало надоедать ему.
Зато остальные не замечали времени. Антон устроил своему барину род столика, прикрепив над ним зонт, и старый ученый работал с комфортом, как у себя в кабинете. Михаил Степанович и Свирид Онуфриевич с увлечением предавались рыбной ловле; на корме у ног их то и дело неистово отплясывали, сверкая чешуей, только что выхваченные из воды омули и голомянки[14].
Поздним вечером, на седьмой день плавания, лодка путешественников причалила наконец к месту назначения.
Глубоко вдавшуюся в берег бухту обступали почти отвесные, черные горы; месяц обливал их синеватым светом; на двуглавой вершине одной из них в каком-то фосфорическом сиянии лежал снег. Тишина нарушалась только легким шумом, несшимся из ущелья, выходившего к бухте; из него выбегала к озеру небольшая горная речка.
— Вот наш путь! — сказал Михаил Степанович, указав на ущелье.
— Как, опять на лодке? — почти с ужасом воскликнул палеонтолог.
— Нет, река слишком мелка, — ответил Михаил Степанович. — Надо будет идти пешком!
— Но это совершенное преддверие ада! — заметил, осмотревшись, старый ученый. — Горы буквально давят нас… Какое в сущности мы ничтожество, господа! — добавил он.
Прислуга и рыбаки деятельно хлопотали, устраивая палатки и приготовляя ужин.
Путешественники подошли к полному мрака ущелью и долго стояли, слушая гул реки.
— Мы приехали искать историю каких-то людей, — начал Павел Андреевич, опершись о скалу, — а ведь каждый камень, каждый пласт — целый роман, летопись, свидетель величайших периодов жизни земли! Читайте только эту книгу, и она расскажет то, что и не снилось еще никому из нас!
— Присутствие человека делает ее еще интереснее! — заметил Михаил Степанович.
Все вернулись к месту бивака, где уже ожидала их ароматная уха из наловленной рыбы.
Долго не расходились по своим палаткам путешественники; обаяние ночи и близость цели гнали сон прочь от них.
Раннее утро, тем не менее, застало всех на ногах; даже тяжелый на подъем Павел Андреевич, и тот проснулся сам и, насупившись, натягивал огромные сапоги.
Решено было, что рыбаки останутся на берегу ожидать возвращения путешественников. Запасы провизии и разобранные палатки были разделены на равные части и подвязаны к спинам господ и слуг; только старый ученый, несмотря на протесты, не получил никакой ноши. Путешественники вооружились палками, припасенными Михаилом Степановичем и, простившись с лодочниками, вошли в ущелье.
Солнце не проникало в узкую расщелину его, крутыми зигзагами пробитую в отвесах скал.
Речка, сажени четыре в ширину, вся в пене, шумно и быстро неслась по заваленному камнями руслу. На правом берегу ее, между стенами гор и водой оставалось узкое пространство, по которому и направилась вереница путешественников. С другой стороны вода яростно бросалась на самые скалы; местами заметны были громадные подмывы внизу их.
Растительность отсутствовала совершенно.
Идти по беспорядочно наваленным обломкам камней было нелегко.
— Случись где-нибудь дождь в горах, и мы в одну минуту превратимся в бифштексы! — проворчал сквозь зубы Павел Андреевич, с недоверием посматривавший на речонку.
Он был прав: самые опасные места в горах именно долины ручьев и речонок, имеющих свойство мгновенно превращаться в грозные потоки.
Близ полудня ущелье стало расширяться; горы с левой стороны вдруг понизились и скоро сменились зелеными веселыми холмами.
Справа скалы повышались. Оказалось, что они составляют только подошву горы, уходящей в самое небо столообразной вершиной.
Еще четверть часа пути, и перед утомленными тесниной глазами путешественников развернулся простор: слева за широкой степной равниной громадными уступами подымались один над другим полукруги горных цепей. Справа, заслоняя полмира, вставала черная как ночь, покрытая глубокими расселинами базальтовая[15] гора. Речка, тихо журча, ласкалась у самой подошвы ее. Странная скала, имевшая форму обелиска[16], наклонно поставленного на крутом скате горы, сразу привлекла внимание всех путешественников.
Михаил Степанович указал на нее пальцем.
— Вот, произнес он. — Вот она!
На вершине обелиска выступала высеченная надпись, сохранившаяся наверху и уничтоженная снизу.
Солнце ярко освещало ее.
Иван Яковлевич снял с себя шапку.
— «Я, царь царей…» — с расстановкой прочел он слегка дрожавшим голосом знакомые слова. — Мы с вами в колыбели человечества, — это место свято, господа!
Волнение, овладевшее ученым, было настолько сильно, что Михаил Степанович с помощью Свирида Онуфриевича едва уговорил его сперва закусить, а затем идти исследовать гору.
На одном из плоских обломков скал, на берегу реки Антон разостлал скатерть. Вместо стульев Филипп и Василий натаскали камни, и путешественники с давно не испытанным комфортом принялись за холодный, но тем не менее вкусный обед.
Оценил его, впрочем, по достоинству только один Свирид Онуфриевич; остальные глотали все впопыхах и, окончив, поспешили к реке.
Она оказалась неглубокой: вода не достигала и до половины сапог. Начался трудный подъем на обнаженные камни. Павел Андреевич внимательно рассматривал каждую трещину, каждое углубление, попадавшееся им на пути. Гора была из сплошного базальта.
У подножия громадного обелиска ученые остановились; было несомненно, что когда-то здесь подымалась скала, обсеченная затем руками людей в прямоугольный, источенный теперь временем памятник.
Иван Яковлевич нащупывал руками и тщательно разглядывал каждую черту, каждую выпуклость на нем, но ничего кроме прочитанных ранее слов, разобрать нельзя было: время уничтожило все остальное.
Кто был этот гордый «царь царей», что он сделал славного, что уничтожил — оставалось тайной. Ничего похожего на какие-нибудь остатки старины не было; кругом угрюмо чернели обнаженные, растрескавшиеся ребра горы. Солнце жгло немилосердно; даже ноги путешественников чувствовали сквозь подошвы сапог раскалившееся камни.
![Сергей Минцлов - Приключения студентов [Том I]](/uploads/posts/books/22840/22840.jpg)
