Генри Каттнер - Мутант
Позже, вытянув свое смуглое мускулистое тело на береговом песке проточного пруда, он наслаждался теплыми лучами солнца и наблюдал за Алексой. Стройная и привлекательная в своих белых шортах и купальной шапочке, она неумело пыталась забросить удочку, а Мак-Ни с трубкой в зубах работал, уютно устроившись под склоняющимся к воде навесом из ветвей. Марианна безмятежно поедала сандвичи и с большим интересом наблюдала за действиями коммуны муравьев. В воздухе висело глубокое не требующее слов товарищеское чувство семьи и расы, связь, которая потянулась и коснулась Линка, и затянула его в свою дружественную сердцевину.
"Вот это чувство, – подумал он. – Здесь я свой".
И разум Алексы ответил ему с тихой уверенностью:
"Ты один из Нас".
Месяцы теперь быстро текли для Линка, иногда нарушаемые случайными визитами Дэйва Бартона, который становился все беспокойнее по мере того, как зелень покрывала деревья и кусты, земли и лозу, как весна уступала место лету, да и оно уже клонилось к недалекой осени. Теперь он редко думал о кочевниках. В их маленькой группе царило что-то вроде молчаливого взаимопонимания, он смутно ощущал, что Алекса многое знает о его прошлом, но никогда не заговорит о Кэсси первой. Он не сомневался, что она начинает любить его. Да и в том, что он любит ее, он не слишком сомневался. Кроме того, Алекса была такой же, как он, чего не было у Кэсси.
Но он все равно мечтал о Кэсси. Иногда даже среди своего народа он чувствовал себя одиноким. В такие минуты он страстно желал завершить свое телепатическое обучение и присоединиться к Бартону в его борьбе с параноиками. Бартону не терпелось заполучить Линка в союзники, но он остерегался идти слишком широкими шагами.
– Параноики не дураки, – говорил он Линку. – Их нельзя недооценивать. Я прожил так долго лишь потому, что я опытный охотник для большой охоты. Моя реакция лишь чуть-чуть быстрее, чем у них, и я всегда стараюсь завести их в такое положение, где телепатия бессильна. Если параноик оказался в глубокой яме, он может узнать, что ты собираешься завалить его грудой камней – но помешать тебе он не сможет.
– Есть какие-нибудь новости о Кэллахане? – спросил Мак-Ни.
– Ни одного слова за несколько месяцев. Есть какой-то план – может быть, мощный всплеск пропаганды, может быть – убийства ведущих ученых. Я этого не знаю. Ни в одном сознании я не смог прочитать правильных ответов. Но я думаю, что скоро что-то должно открыться; я уже столько узнал. Мы должны быть готовы к этому. Мы должны разгадать их код – или заполучить свой собственный. Все по-прежнему, Даррил.
– Я знаю, – сказал Мак-Ни. Он пристально смотрел в пустынное синее небо. – Я мало о чем могу говорить или даже думать. Да, все по-прежнему.
– Но ты не ошибся? Через несколько недель ты должен вернуться в Ниагару.
Заговорил Линк:
– Послушай, а этот код… Я думал об этом, у кочевников есть что-то вроде кода. Вроде этого… – он изобразил крики нескольких животных и птиц. – Мы знаем, что они значат, но больше никто этого не знает.
– Кочевники не телепаты. Если бы они были таковыми, то это твой код недолго оставался бы в тайне.
– Кажется, ты прав. Но все равно, мне бы так хотелось разбить параноиков.
– У тебя будет шанс сделать это, – сказал Бартон. – Но, между тем, задача Даррила – найти для нас новое оружие.
Бартон встал, нахмурившись.
– У меня есть дела на юге. Я встречусь с тобой, когда вернусь, Даррил. Ты все же позаботься о себе. Если эта затея – что бы там ни замышлялось – должна скоро выплыть наружу, не рискуй. Ты жизненно важен для Нас, значительно больше, чем я сам.
Кивнув Линку, он вышел. Мак-Ни смотрел в пространство. Линк поколебался, послал вопросительную мысль и встретил рассеянный отказ. Он спустился вниз.
Алексы нигде не было. В конце концов он пошел в сады по дороге к ручью. Заметив яркое пятно, он направился к нему.
Алекса сидела на скале, ее легкий спортивный костюм был расстегнут, чтобы дать легкому бризу освежать ее кожу. Было так жарко, что она сняла свой парик, и ее блестящий голый череп смотрелся нелепо и несовместимо с ее искусственными ресницами и бровями. Линк впервые видел ее без парика.
Мгновенно, только он об этом подумал, она обернулась и стала надевать парик. Но вдруг ее рука остановилась. Она полувопросительно посмотрела на него, а потом в ее глазах появились боль и понимание.
– Надень его, Алекса, – сказал Линк.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Зачем – теперь?
– Я… это не…
Алекса пожала плечами и водрузила парик на место.
– Это было… странно, – сказала она, намеренно произнося это вслух, словно не хотела позволить своей мысли ускользнуть в каналы телепатической сокровенности, где обида может так легко ранить. – Я настолько привыкла к тому, что Болди – безволосы. Я никогда прежде не думала, что это зрелище может… – она не закончила мысль вслух. Через мгновение она сказала: – Ты, должно быть, был очень несчастлив среди кочевников, Линк. Даже более несчастен, чем ты сознаешь. Если ты был воспитан в неприятии вида голого черепа в такой степени…
– Этого не было, – слабо протестовал Линк. – Я не… ты не должна думать…
– Все в порядке. Ты не можешь изменить настолько глубоко укоренившиеся в тебе реакции. Когда-нибудь каноны красоты изменятся. Отсутствие волос будет цениться. Сегодня этого нет, и, конечно, этого нет у человека с твоим психологическим фоном. Тебя, должно быть, заставляли очень остро чувствовать, что ты стоишь ниже из-за своего голого черепа.
Линк стоял, чувствуя себя неловко, не имея сил отрицать мысль, столь живо вплывавшую в его сознание, сгорая от стыда и страха из-за сознания, что она настолько же ясно, как и он сам, видела отвратительную картинку ее голого черепа в его понимании. Словно он поднес к ее лицу кривое зеркало и сказал вслух:
– Вот как ты выглядишь для меня.
Как будто он ни за что дал ей пощечину насмешкой на ее… ненормальностью.
– Брось, – сказала Алекса, улыбаясь немного потрясенно. – Ты ничего не можешь с этим поделать, если голый череп… беспокоит тебя. Забудь об этом. Это не то, чтобы мы были ж-женаты или… что-то в этом роде.
Они молча смотрели друг на друга. Их мысли соприкоснулись и отпрянули, и снова соприкоснулись, прощупывая, думая о легких вещах, перескакивая с одного на другое так робко, словно прыгали по льдинам, способным уйти под воду под тяжестью полной концентрации мысли.
"Мне казалось, что я люблю тебя… возможно, это так…"
"Да, я тоже… но теперь невозможно…"
(неожиданный яростный протест)…
"Нет, это невозможно, между нами не будет справедливости… как между обычными людьми… мы всегда будем помнить эту картину, как я выглядел"