Питер Бигль - «Если», 1996 № 07
Норман выпрямился. Грузовик скрылся за поворотом. Он огляделся. Никого, если не считать мальчишки-негра и оборванного старика с хозяйственной сумкой. Оба они достаточно далеко. Его прошиб холодный пот.
«Галлюцинация», — сказал он себе. Голос шел изнутри его сознания. Однако пересекая улицу и подходя к дому, он продолжал настороженно осматриваться. Едва войдя домой, он налил себе изрядную дозу виски, бутылку с которым Тэнси почему-то оставила на шкафу, и разбавил ее содовой. Осушив стакан одним глотком, Норман сделал еще один коктейль, пригубил и с сомнением поглядел на жидкость в стакане.
Снаружи послышался визг тормозов, а в следующий миг в гостиную с пакетом в руках вбежала Тэнси. Она улыбалась, лицо ее раскраснелось. Облегченно вздохнув, она положила пакет на стол и откинула челку со лба.
— Ну и гадкий день! Я так и думала, что ты захочешь выпить. Если не возражаешь, я присоединюсь.
Когда она поставила стакан обратно, в нем не было ничего, кроме льда.
— Теперь мы с тобой братья по крови — или по виски. Налей себе еще.
— Ты допила мой второй.
Тэнси присела на край стола и погрозила Норману пальцем.
— Слушайте, мистер, вам надо отдохнуть. Или развлечься. Вероятнее всего, и то, и другое. Предлагаю вот что: я приготовлю сэндвичей, а когда стемнеет, мы возьмем машину и поедем на Хилл. Мы не были там уже сотню лет. Ну так как, мистер?
Норман заколебался. Подстегнутые алкоголем, мысли его разбегались и путались. Какая-то часть его мозга напряженно размышляла над пережитой галлюцинацией и столь неожиданно развившейся тягой к самоубийству. Но другая, большая, постепенно заражалась весельем Тэнси.
— Ну? — Тэнси ущипнула его за руку.
— Идет, — согласился он.
— Прояви же хоть капельку интереса! — она спрыгнула со стола и устремилась на кухню, загадочно бросив через плечо: — Впрочем, всему своя пора.
Тэнси выглядела очень соблазнительно. Норман смотрел на нее так, словно их свадьба состоялась лишь вчера, а не пятнадцать лет назад. Он видел ее такой в первый раз.
Испытывая наконец некое подобие облегчения, он опустился в кресло.
Что-то твердое и угловатое уперлось ему в бедро. Он вскочил, сунул руку в карман брюк и извлек оттуда револьвер Теодора Дженнингса.
Норман испуганно уставился на оружие, тщетно пытаясь вспомнить, когда же он достал его из ящика своего рабочего стола. Потом, бросив взгляд в сторону кухни, он подкрался к серванту, открыл нижний ящик и запихнул пистолет под стопку белья.
Когда Тэнси вернулась в гостиную с готовыми сэндвичами, Норман читал газету и как раз дошел до интересного места внизу пятой полосы.
«Хороший розыгрыш стоит потраченных на него трудов. Должно быть, именно так рассуждали пока не установленные шутники из числа студентов колледжа Хемпнелл. Однако нас интересует, каковы были чувства профессора Нормана Сейлора, когда, выглянув этим утром из окна, он обнаружил, что посреди его лужайки сидит каменная горгулья весом в добрых триста фунтов? Ее сняли с крыши одного из принадлежащих колледжу зданий. Как студенты ухитрились отбить статую, спустить с крыши и переправить к дому профессора Сейлора, по-прежнему остается загадкой.
Нам захотелось узнать мнение президента Рэндолфа Полларда. Он рассмеялся и сказал следующее: «По-видимому, наша программа физического воспитания способствует развитию в молодых телах здорового духа».
Наша беседа с президентом Поллардом получилась недолгой, ибо он торопился в «Лайонз-клаб», где ему предстояло произнести речь на тему «Большой Хемпнелл: город и колледж» (см. первую страницу, где приводится отчет о его выступлении)».
Чего и следовало ожидать. Обычные неточности. Какая там могла быть горгулья, если горгулья — это слив водосточной трубы в виде головы чудовища с разверстой пастью? Кстати, ни единого упоминания о молнии. Наверное, репортер решил обойтись без нее, поскольку она никак не соответствовала стилю заметки. Газеты обожают всякие совпадения, но вот от таинственных шарахаются, как черт от ладана.
Ну и, разумеется, последний штрих, благодаря которому заметка превращается в рекламу кафедры физического воспитания. Надо отдать должное рекламному бюро Хемпнелла: работает грубо, но эффективно.
Тэнси выдернула газету у него из рук.
— Мир подождет, — сказала она. — Попробуй-ка сэндвич.
Глава 11
Когда они сели в машину, на улице было уже совсем темно. Норман ехал медленно, послушно подчиняясь всем сигналам светофоров. Веселье Тэнси помогало ему справляться с накатывавшими то и дело волнами беспокойства.
Жена загадочно улыбалась. Она переоделась в спортивное белое платье и сделалась похожей на студентку.
— Чем я не ведьма? — спросила она. — Везу тебя на шабаш, на наш семейный шабаш.
Норман вздрогнул, но быстро напомнил себе, что, говоря так, она пытается высмеять свое прежнее поведение. Он должен постараться, чтобы она не догадалась о его мрачных мыслях. Хватит того, что он сам не находит себе места. Зачем волновать еще и ее?
Городские огни остались позади. Преодолев примерно с полмили, он круто вывернул руль, и машина съехала на дорогу, которая уводила вверх, в темноту. Норману показалось, что десять лет назад дорога была накатан-ней. Да и деревья разрослись: ветки так и стучали по лобовому стеклу.
Когда они добрались до вершины холма, над ним вставала красноватая убывающая луна.
Тэнси показала на нее.
— Как точно я рассчитала! — похвалилась она. — Но где же остальные? Обычно здесь уже стоят две-три машины, тем более — в такую ночь.
Норман затормозил.
— Мода изменчива во всем, — сказал он. — Наш обычай относится к отмирающим.
— Опять ты со своей социологией!
— Угу. Быть может, виной безлюдью происки миссис Карр. Впрочем, мне сдается, что студенты нынче предпочитают уезжать подальше от города.
Тэнси положила голову ему на плечо. Он выключил фары. Залитые лунным светом деревья отбрасывали причудливые тени.
— Помнишь Горэм? — пробормотала Тэнси. — Я училась в твоей группе, а ты был серьезным молодым преподавателем. Правда, вскоре выясни лось, что ты ничуть не лучше студентов. Помнишь?
Он кивнул и взял жену за руку. У подножия холма раскинулся город. Норман различил территорию колледжа; сделать это было вовсе не трудно, ибо ее освещали мощные прожекторы, с помощью которых администрация выгоняла из укромных уголков уединившиеся парочки. Готические здания корпусов на миг представились ему символом мира бесплодного интеллектуального соперничества и ревнивого традиционализма, мира, который был ему бесконечно чужд.
