Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска
Когда мы с Усольцевым смогли наконец вернуться в Москву, эксперта уже не было в живых, так что до истины добраться было крайне сложно. Но Усольцев вместе с одним своим приятелем из МЧК установили две немаловажные вещи.
Во-первых, вдова эксперта, костистая энергичная старуха с бельмом на глазу, рассказала, что в апреле восемнадцатого года на квартиру к её покойному мужу приходили двое неизвестных. Один из них, по описанию старухи, походил на владельца изумрудного перстня. Другой же имел некоторое сходство с князем Щербатовым.
А во-вторых, в том же апреле покойный эксперт дал своей жене восемьсот рублей, не объяснив, откуда у него такие большие деньги.
Всё это если и не было бесспорным доказательством, то, во всяком случае, косвенно подтверждало сказанное мне в Киеве «столбовым дворянин и ценителем изящных искусств». Да и зачем, собственно, нужно было ему тогда врать? Только для того, чтобы испортить мне настроение?
Сведения о судьбе князя Щербатова были весьма противоречивыми. Некоторые говорили, что он умер от сыпного тифа ещё в середине восемнадцатого года и похоронен на Ваганьковском кладбище. Другие утверждали, что князю удалось эмигрировать и он припеваючи живёт в Берлине, куда заблаговременно перевел свой капитал. Третьи якобы видели его в Перми и Екатеринбурге, где он служил у адмирала Колчака.
И вот бывший князь, а ныне гражданин Щербатов, участник преступной шайки, в сопровождении конвойного милиционера проходит мимо меня по коридору Петрогуброзыска в кабинет начальника Первой бригады Евграфа Николаевича Усольцева. Что я в эти минуты вспомнил, пережил и передумал, догадаться, конечно, нетрудно.
Вспомнит обо мне Усольцев или нет? Евграф вспомнил и пригласил меня к себе минут через сорок.
Я как-то боком протиснулся в дверь и примостился на стоявшем у окна старом кожаном диване. Пружины дивана жалобно вздохнули, а Евграф сказал Щербатову:
- Это Василий Петрович Белов, искусствовед.
Князь повернулся ко мне.
- Искусствовед? А сейчас здесь изволите служить?
- Время такое.
- Какое?
- Когда князья превращаются в уголовников, искусствоведы должны дружить с милицией. Как вы считаете?
Усольцев протянул Щербатову листы протокола допроса. Тот внимательно прочитал, расписался и, глядя воспаленными глазами в окно, лениво сказал:
- «Деревянный» пишется через два «н», господин следователь.
Но Усольцева было не так-то просто вывести из состояния равновесия. Если Щербатов на это рассчитывал, его ждало разочарование.
- Вот спасибо! - обрадовался Евграф. - Недаром же говорят: век живи - век учись. Мне-то до революции учиться не приходилось - на хлеб надо было зарабатывать.
Он исправил ошибку в протоколе, подмигнул мне и спросил князя:
- Где вы находились в апреле восемнадцатого?
- В Москве. Я рассчитывал получить разрешение на выезд за границу, но мне отказали.
- Где вы жили в Москве?
- В гостинице «Эльдорадо» на Мясницкой.
- Плисецкий там вас разыскал?
- Кто это?
- Специалист по графической экспертизе.
- Не помню такого. У меня в те дни перебывало много людей: московские искусствоведы, нумизматы, коммерсанты, художники, скульпторы.
- Плисецкого вы должны были запомнить.
- Почему?
- Потому что старик продемонстрировал вам записку Пушкина, написанную им перед дуэлью с Дантесом и адресованную Климентию Осиповичу Россету.
- Вы, оказывается, эрудит, - усмехнулся Щербатов.
- Вспомнили?
- Никто этой записки мне не показывал.
- Допустим. Но почему вы тогда уверились в том, что изумрудный перстень, предложенный вам человеком, который называл себя Веселовым, принадлежал Пушкину?
- Я не понимаю, о чём вы говорите.
- Я говорю об изумрудном перстне Александра Сергеевича Пушкина. Этим перстнем поэт запечатал записку, адресованную Россету, и считал этот перстень своим талисманом.
- Я крайне вам признателен за эти любопытные сведения, - сказал Щербатов, - но боюсь, что вы заблуждаетесь. К перстню поэта я не имел и не имею никакого отношения.
- То есть вы хотите сказать, что вам этот перстень не продавали?
- Совершенно верно. Именно это я и хочу сказать.
- Может быть, вы забыли?
- У меня достаточно хорошая память.
- Всё-таки постараюсь ее освежить, - сказал Усольцев. - В восемнадцатом году некто по фамилии Веселов (у этого человека были и другие фамилии) хотел продать перстень Пушкина государству. Он принёс перстень сидящему здесь Василию Петровичу Белову. И сам Веселов, и предложенная им вещь вызывали сомнения. И вот, когда решался вопрос о подлинности перстня, Плисецкий, которому была поручена экспертиза, решил на всем этом подзаработать и свел вас с Веселовым. Вы встретились на квартире Плисецкого. Здесь вы и приобрели эту вещь у Веселова за сорок тысяч рублей.
- Очень интересная история, - одобрительно сказал Щербатов, - но в ней есть один маленький недостаток - отсутствие достоверности.
Усольцев ничего ему не ответил. Князь с каким-то странным любопытством посмотрел на него.
- Вы действительно уверены во всём, что сейчас мне рассказали?
- Конечно.
Щербатов театрально развел руками.
- Тогда я вас не понимаю. Зачем все эти вопросы? Устройте мне очную ставку с Плисецким или Веселовым, и нам с вами не придется зря терять время.
Это, конечно, был хороший совет. Но вся беда заключалась в том, что Плисецкий давно умер, его вдова покинула Москву и уехала в неизвестном направлении, а «столбовой дворянин и ценитель изящных искусств», видимо, уже веселится в Париже.
Усольцев еще дважды беседовал с Щербатовым о талисмане Пушкина - безрезультатно. Князь категорически отрицал своё знакомство с Плисецким и Веселовым, покупку перстня и всё с этим связанное. «Не видел», «не слышал», «не знал», «не участвовал»… Нет, нет и ещё раз нет.
Кто же все-таки лгал - Щербатов или Веселов? Ответ на этот вопрос я получил только через несколько лет, когда в музее Петрогуброзыска появился изящный рисунок изумрудного перстня с изображением египетской богини Нейт и надписью: «О великая мать, рождение которой непостижимо».
Этот рисунок был прислан из Италии князем Щербатовым. В короткой записке, адресованной Усольцеву, Щербатов писал: «Веселов (Рачковский) порядочная каналья, поэтому не до конца уверен, что перстень принадлежал Пушкину и был его талисманом. Зато до конца уверен, что эта вещь никогда не окажется в ваших руках. Тем не менее весьма рад, что в Советской России поклонники Пушкина имеются даже в уголовном розыске. Поощряя сие отрадное явление, высылаю вам рисунок перстня».
- По наведенным мною справкам, - закончил свой рассказ Василий Петрович, - князь Щербатов умер в миланской богадельне в 1935 году. Судьба перстня неизвестна. Но я не теряю надежды, что зеленый талисман поэта с изображением богини Нейт («Я - всё бывшее, настоящее и грядущее») всё-таки где-нибудь да отыщется. И я вновь увижу лик богини, которую египтяне почтительно называли «отцом отцов и матерью матерей». Во всяком случае, мне бы очень хотелось на это надеяться.
![Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/165945/165945.jpg)
