Хюберт Лампо - Дорога воспоминаний. Сборник научно-фантастических произведений
— Ну как? Впечатляющее зрелище? — спросил Симпсон. — Возможно, опыту не хватает научной строгости и завершенности, зато ваша супруга и вы видели все сами. Вот и скажите мне теперь, если можно прибегнуть к помощи стрекоз, какой смысл проектировать специальную машину для сбора брусники? И потом, вы уверены, что удастся создать машину, которая способна была бы собрать всю бруснику с двух гектаров леса за две минуты? При этом бесшумно, не расходуя ни грамма горючего и не сломав ни веточки? А стоимость, вы подумали о стоимости? Во сколько, по-вашему, обходится стая стрекоз, этих грациозных, изящных насекомых?
— Это искусственные стрекозы? — неосторожно спросил я, и, не удержавшись, испуганно взглянул на жену. Лицо ее оставалось бесстрастным, но я чувствовал, что ей явно не по себе.
— Нет, натуральные. Они находятся у меня на службе. Вернее, я эаключил джентльменское соглашение с ними.
Симпсон откинулся на спинку стула, наслаждаясь эффектом.
— Пожалуй, расскажу вам все по порядку. Вы, наверное, читали гениальные работы фон Фриша о языке пчел, о «восьмерке» — танце насекомых, указывающих расстояние до источника питания и направление полета? Я познакомился с работами Фриша двенадцать дет назад и был потрясен. С тех пор все свободное время я посвящал изучению пчел. Вначале я хотел лишь научиться разговаривать с ними на их языке. Странно, но до меня никто об этом не подумал. Идемте, я вам что-то покажу.
Он показал нам улей, одна из стенок которого была заменена стеклом. Затем пальцем вывел на стекле наклонную восьмерку, и тут же из летка с жужжанием вылетел пчелиный рой.
— Мне жаль было их обманывать. Сейчас на юго-востоке, в двухстах метрах отсюда, для них нет никакой пищи. Но теперь вы еще раз убедились, что мне удалось преодолеть барьер непонимания между человеком и насекомыми. Труднее всего было вначале. Мне самому приходилось выделывать на лугу замысловатые восьмерки. Пчелы не сразу поняли меня, а со стороны это выглядело, конечно, смешно и нелепо. Позже я обнаружил, что можно обойтись обычным прутом. Ну а затем я научился вычерчивать восьмерки и другие знаки их кода просто пальцем.
— А со стрекозами? — спросил я.
— Со стрекозами я пока поддерживаю лишь опосредствованную связь. Очень скоро, я нанял, что пчелы умеют исполнять не только танец «восьмерки». Они знают и другие танцы — вернее, фигуры танца. Пока мне не удалось расшифровать смысл каждой фигуры, но я уже составил пчелиный глоссарий на несколько сот слов. Смотрите, эти фигуры соответствуют нашим понятиям солнца, ветра, холода, жары и так далее. А это — названия растений. Я выяснил, что пчелы, чтобы передать информацию о яблоке другим пчелам, выписывают двенадцать различных фигур — в зависимости от того, висит ли яблоко на старой, молодой, больной, здоровой, «культурной» или дикой яблоне. Им известны понятия «собирать», «жалить», «упасть», «летать». У «летать» в их языке есть огромное число синонимов. А вот между такими видами передвижения, как ходить, бежать, плавать, ездить, пчелы различия не делают.
— А вы сами хорошо владеете языком пчел? — поинтересовался я.
— Пока еще неважно. Но зато вполне прилично их понимаю. Я воспользовался этим и уговорил их раскрыть секреты жизни пчелиного улья. Пчелы поведали мне, как и в какой день они решают уничтожить всех самцов, когда матки вступают между собой в смертельный поединок, каким образом они определяют необходимое числовое соотношение между трутнями и рабочими пчелами. Впрочем, некоторых тайн они так и не открыли: у пчел очень развито чувство собственного достоинства.
— Скажите, Симпсон, а со стрекозами они тоже изъясняются на языке танца?
— Нет, пчелы переговариваются с помощью танцев только между собой и, простите за нескромность, со мной. Что же до других насекомых, то пчелы поддерживают отношения лишь с теми видами, которые претерпели значительную эволюцию, прежде всего с насекомыми, живущими коллективно. К примеру, они поддерживают довольно тесные связи, хотя не всегда дружеские, с муравьями, осами и стрекозами. В отношении же саранчи и вообще всех прямокрылых они ограничиваются короткими приказаниями. Так или иначе, но с другими насекомыми пчелы переговариваются с помощью своих антенн. Это весьма рудиментарный код, но зато обмен сообщениями происходит столь быстро, что я просто не успеваю за ним уследить. Боюсь, что человеку это вообще не под силу. Впрочем, я не собираюсь вступать в контакт с другими насекомыми без посредничества пчел. Это было бы непорядочно, и к тому же пчелы очень охотно выступают в роли посредников, для них это своеобразное развлечение. Но вернемся к «межнасекомовому», если так можно выразиться, коду. У меня сложилось впечатление, что это не подлинный язык с определенными, строгими нормами, а способ общения, во многом зависящий от интиуции и фантазии «собеседников». Он чем то напоминает сложный и одновременно четкий способ общения человека с собакой. Как вы, конечно, сами заметили, человеко-собачьего языка не существует; между тем обе стороны достаточно хорошо понимают друг друга. Но код насекомых значительно богаче и разнообразнее, в чем вы сами вскоре убедитесь.
Симпсон провел нас по виноградной аллее, и мы не увидели там ни единого муравья, хотя Симпсон, по его признанию, не прибегал ни к каким дезинфекционным средствам. Его жена, объяснил он, не выносит муравьев (при этом синьора Симпсон густо покраснела), и вот он предложил им такое соглашение: он позаботится о питании всех муравьиных гнезд (это обходится ему ежегодно в две-три тысячи лир), а те обязуются не строить новые муравейники в радиусе пятидесяти метров от дома и перенести подальше все старые. Муравьи согласились на переселение. Но вскоре через посредство пчел они пожаловались на неких муравьев-львов, которые заполонили песчаную полосу возле леса. Симпсон сказал, что в то время он даже не подозревал, что речь идет о личинках стрекоз. Он отправился на «место преступления» и убедился, что личинки действительно занимаются кровожадным разбоем. Песок был усеян коническими отверстиями. Стоило муравью подползти к краю отверстия, как осыпающийся песок увлекал его вниз. Из глубины высовывались кривые челюсти, и бедняге муравью приходил конец.
Симпсону пришлось признать, что жалоба муравьев вполне обоснованна. Он испытывал и гордость и растерянность — ведь от его решения зависела добрая слава всего рода человеческого.
Осенью он собрал небольшую ассамблею.
— Это была памятная встреча, — продолжал свой рассказ Симпсон. — В ней приняли участие муравьи, пчелы и стрекозы. Взрослые стрекозы вежливо, но с упорством защищали права своих личинок. Личинки не виноваты в том, что вынуждены таким путем добывать себе пищу. Передвигаться они не могут, и им ничего другого не остается, как устраивать засаду муравьям, иначе они погибнут с голоду, доказывали они.
