Федор Березин - Пепел
Шахта представляла собой широченную трубу двадцатиметрового диаметра, уходящую в недра Гаруды на добрые два километра. Однако никогда, даже в своем появлении, этот гигантский ствол не доходил до поверхности планеты: его строили с промежуточного уровня уже с глубины более сотни метров. Вначале он не планировался столь глубоким, однако с ходом местного исторического процесса появились новые потребности. Но затем — относительно недавно — работы по углублению ствола были остановлены, ибо жизнь доказала преимущество рассредоточения государства вширь, а не вглубь. Добыча полезных ископаемых с больших глубин тоже обходилась слишком дорого, а потому экспансия вниз несколько ослабла, хотя на некоторых участках отдельные зоны добычи уходили еще ближе к мантии планеты.
Отряд членов народной организации «Матома» добрался до соединения горизонтального коридора с этой огромной вертикальной трубой. На подходах они смели заслон легионеров, разметав их в куски тайно изготовленной взрывчаткой. Теперь командир отряда по имени Цаккони, бывший статус Восемь, подсвечивая себе мощным фонарем, оценивал размеры открывшейся ему в обе стороны пропасти. Согласно поставленной задаче его интересовало движение вверх, однако из чистого интереса он долго рассматривал темноту под ногами: туда уходили бесконечные крепления центрального стержня, пронизывающего шахту навылет. Трудно было представить весь гигантизм проделанной когда-то монтажниками работы, наверняка они использовали металлические детали, накопленные заранее, до начала планетарного катаклизма. Луч мощного фонаря терял в этих просторах свою магическую силу и окончательно таял в тумане окружающей водяной взвеси метрах в ста или более, но и эта видимая высота производила ошеломляющее впечатление на людей, привыкших в замкнутому миру подземных лабиринтов. Однако Цаккони не зря был послан именно сюда, когда-то в годы юности он работал ремонтником в этом высверленном в теле планеты отверстии, и теперь, глядя вверх прищуренными глазами, он спокойно воспринимал падающие на лицо капли. Воды здесь было в избытке. Она сливалась в ствол со всей округи, возможно, со всего Хануманского предгорья. Цаккони понятия не имел и, если бы ему рассказали, вряд ли бы поверил, что в настоящее время и уже не первый год предгорья представляли собой иссушенную пустыню, и мелкие речушки, некогда бегущие с гор, давно оставили за собой пересохшие русла. Вся вода, орошающая ствол подобно холодному осеннему дождю, происходила из подземных артерий Гаруды и никогда не знала солнечного тепла. Бледное лицо Цаккони было первым живым существом, встреченным каплями в своем бесконечно долгом круговороте-движении во внутренностях планеты.
Обычно перемещение людей вдоль ствола происходило на подвешенных канатами к большущим подъемным барабанам клетях-капсулах, но сейчас не наблюдалось никаких движений. Ствол был мертв. Там, наверху, кто-то очень не желал проникновения вверх отряда Цаккони. Однако задача была поставлена и альтернативы не было.
На первый взгляд задача была вполне разрешимой: вдоль стен шли две вделанные в бетон металлические лестницы, однако то, что на поверхности планеты представляло бы семечки для начинающего альпиниста — небольшой подъем на несколько сотен метров, в условиях умелого противодействия становилось невыполнимым трюком. Несколько сплоченно действующих головорезов, комфортно разместившись наверху, могли бы, если понадобится, сбросить вниз целую армию. Человек не крот — мало кто вообще может быть обучен действовать в полной темноте, а включение фонарей выдавало бы наступающих с потрохами. Никакие усилители света не действуют в условиях полной тьмы, им там нечего усиливать. Тепловые датчики хороши для отслеживания движущихся объектов — как раз то, что надо обороняющимся, но наступающим от них толку никакого. Цаккони видел перед собой несколько вариантов прорыва наверх, но вначале нужно было попробовать прямой — произвести атаку в лоб, принести жертву, но убедиться, что повстанцев действительно ждут.
Цаккони отцепил от стены страхующий его ремень и, преодолевая сильнейшее встречное движение воздуха, вернулся в покинутый коридор. Несущийся ему в грудь поток горячего ветра ураганной силы был одной из составляющих местной сложноустроенной жизни. По некоторым туннелям воздух всасывался, по другим удалялся, но нигде он не застаивался, разве что в каких-нибудь забытых богом и людьми коридорах.
Их задача была очень проста — сделать помеченные на плане проходы непроходимыми для пехоты. Совершалось это с помощью мин. Тут простая задача дробилась на множество составляющих и терялась в суете. Главным их врагом являлось время — нужно было торопиться, но сочетать это с осторожностью, все-таки взведенные заряды — вещь малонадежная. Минами занимались два специально натасканных статуса Пять и Шесть, остальные были балластом — носильщиками и охраной. Когда в установке мины наступал критический момент, неверное движение статуса Пять могло привести к мгновенной смерти всех сопровождающих, или почти всех, — многие боеприпасы имели направленное действие. Например, сейчас они закрепляли в стыке двух арочных креплений большую закругленную штуковину размером где-то с хлебную буханку: радиус ее поражения был сто пятьдесят метров, взрывная мощь высвобождалась узкой направленной полосой, подобно линзе, она имела свой фокус — там сходились траектории семисот выплюнутых гвоздеобразных осколков и горе тому, кто оказывался в этой области пространства в самый волнующий момент. Однако и после прохождения фокуса осколки не теряли своей мощи и должны были еще некоторое время рушить и резать многое на своем пути. Одна такая мина, при некоторой удаче и при полном дебилизме противника, могла бы положить целую роту.
В начальную эпоху минное дело было в Джунгарии очень развито. Выпуск мин наладить было просто: так и так в подземном расширении города использовалась взрывчатка. Тогда серьезно готовились к теоретически не исключаемому вторжению землян в литосферные дебри Ханумана. Предсказатели ошиблись, зато теперь наляпанные в те давние времена заряды пригодились, не старели они, не ржавели — потому как славно охранялись и смазывались хорошей, доброкачественной смазкой с секретными ингредиентами и способами изготовления.
Когда устанавливалась первая мина, все очень волновались, после третьей у наблюдателей создалось некоторое привыкание к опасности, и они проникались подсознательной верой в успех и приятное окончание операции. Лао-лан был достаточно опытен, чтобы не поддаться общему состоянию эйфории, он снимал очередные хитрые замыкатели, предохраняющие древнюю мину от случайного подрыва. Лицо его при этом сохраняло сосредоточенное выражение, а язык вывалился наружу и жил своей самостоятельной жизнью, делая невероятно быстрые движения, поражающие окружающих людей. С языка капали слюни, но Лао-лан не замечал таких отвлеченных от дела факторов: его руки совершали сложные аккуратные манипуляции, которые он любил с детства. Когда-то, в то далекое смутное время существования в солнечном мире, когда Лао-лану было всего три, ему под руку попались старинные прапрадедовские часы: он сумел их разобрать на сто восемьдесят составляющих, и хотя он не мог еще считать до столь огромных чисел, само наличие такого количества деталек в столь малой вещи поразило его до глубины души. В некотором тумане перед ним даже вырисовался вопрос атомарного строения вещества. Это осталось ярким впечатлением его жизни. Работа, которую он делал сейчас, ему очень нравилась.
