Михаил Грешнов - Волшебный колодец (сборник)
— С меня хватит!.. — Борис, не обращая внимания на двойников, ринулся к ракете. Григорий едва поспевал за ним.
Нижний люк корабля был открыт, подъемник распахнут, но, когда Борис хотел взяться за дверцу рукой, он ощутил только воздух.
Через час на видимом пространстве синего луга стояло восемь ракет, часть улицы, на которой жил в Одессе Григорий, аллея пирамидальных тополей, и на всей территории, оранжевые и синие, бродили призраки. Друзья старались ни о чем не думать, ничего не желать. Они уже накопили опыт: стоило о чем-нибудь вспомнить — о вокзальном здании космопорта, обыкновенной пуговице, — все тотчас появлялось перед глазами, и уже не было никакой возможности от него избавиться. Так появились статуи пионера и пионерки, виденные Борисом в одном из уголков приморского парка, решетчатый щит кинорекламы, клумба с цветущими флоксами, пара крутобоких морских валунов… С мелочью еще можно было мириться. Хуже, когда появлялись здания вроде вокзала. В стену запросто можно было сунуть руку, войти. Но удержать руку, удержаться в здании самому было. нельзя: внутри были темнота и нестерпимый холод. Борис залетел с ходу в космовокзал, но тотчас выскочил обратно к Григорию: темнота поглощала звук, невозможно было определить, где остался товарищ. Попробовали они войти, взявшись за руки, но тут же потеряли ориентировку и вышли назад, на солнце, пожалуй, случайно. После этого с полчаса наблюдали за двойниками, которые тыкались в стену и выскакивали обратно — зрелище не из приятных…
— Штука!.. — сказал Борис, встряхивая головой, будто отгоняя дурной сон. — Что будем делать дальше?
— Надо обойти вокзал. Ракета должна быть где-то за ним.
Двинулись вдоль фасада, свернули за угол здания. Но тут у них на пути вырос многоквартирный дом, вросший наполовину в вокзал; за домом поблескивал гофрированным алюминием ангар.
— Чертовщина! — выругался Борис.
Пришлось вернуться назад, к центральному входу в вокзал.
— Так мы сотворим себе заколдованный круг из домов и ангаров!.. — возмущался Борис.
— Ни о чем не вспоминай! — советовал ему Григорий.
Тотчас, скрыв левую часть вокзала, перед друзьями возник театр их космического городка: одна сторона оказалась ниже другой, будто театр перекосило землетрясением.
— Не могу! — Борис схватился за голову. — Гриша, не могу, понимаешь?..
— Возьми себя в руки!..
— Они нас задавят! — Борис указал на здания. Нотка отчаяния в его голосе неприятно резала слух, но хуже, что Борис не замечал этого. Только не поддаваться страху, твердил Григорий себе, не поддаваться страху! Пусть это непонятно, но не поддаваться панике… В то же время он оглядывался по сторонам, ожидая чего-то, еще более непонятного. Это ожидание у него тоже рождало страх.
Солнце опустилось за горизонт, и без всякого перехода, словно взмахом крыла, космонавтов накрыла ночь.
— Хотя бы все это нам приснилось… — бормотал Борис, укладываясь спать на цветах рядом с Григорием.
Темнота спасла их от созданных ими призраков. Не видно стало двойников, бродящих по лугу, театра, тополевой аллеи.
— Хотя бы… — согласился Григорий, не находя слов, чтобы ответить товарищу, другая мысль билась в его мозгу: только бы не сойти с ума…
Утро ничего не изменило в их положении. По-прежнему маячило здание космопорта, за ним — алюминиевый ангар, салютовали мраморные пионеры. Все так же кружили по лугу призраки.
— Будьте вы прокляты… — с ненавистью погрозил им кулаком Борис.
Он плохо спал ночь, был удручен нелепым положением, в каком они очутились с Григорием.
— Надо пробиться к ракете любым путем! — жестко сказал Григорий. У него настроение было не лучше, но он сдерживал себя, стараясь не раскисать.
— Как пробиться?.. — спросил Борис.
Григорий снял с себя оранжевый свитер. Это был добротный свитер, сотканный из толстых волокон.
— Держи! — подал Борису и, хладнокровно надрезав ткань, начал распускать свитер с воротника.
Получился солидный клубок, цветом похожий на апельсин.
— Теперь определим направление. Мы стояли вот так, — Григорий указал на призраки, стоявшие на том месте, откуда космонавты впервые увидели двойников. — И смотрели сюда, — Григорий кивнул на очередную пару, появившуюся из стены космовокзала. — Они идут от ракеты. Станем на их пути…
Было неприятно становиться лицом к лицу с двойниками, ждать, пока они пройдут сквозь тебя. Но ничего другого не оставалось.
— Ну вот… — сказал Григорий, когда призраки пронизали их. — Вот и прошли… — повторил он, облегченно вздохнув, — но так, чтобы не заметил Борис: призраки прошли бесшумно, неосязаемо, и все же столкнуться с ними было неприятно до дрожи.
— Идиоты… — дернул плечами Борис, оглядываясь на двойников.
— Подойдем к стене, — Григорий намеренно не обратил внимания на выходку друга: ругать двойников имело столько же смысла, сколько просить солнце повернуть вспять. — Держи, — сказал он Борису, протягивая клубок. — И гляди, чтобы нитка была натянута.
Намотав конец нити на руку и согнув плечи, как против ветра, Григории вошел в стену здания. Борис разматывал клубок ему вслед, замечая, что нить уходит в стену все медленнее. Четыре, пять шагов — нить повисла прогнувшись. Борис натянул ее, но вот она дернулась раз, другой и упала вниз. Борис потянул с поспешностью, нить выпрямилась, но тут же упала снова, словно Григорий, отступая, пятился назад. Несколько раз он дернулся, пытаясь натянуть вить, прорваться вперед, потом нить ослабла, и из стены боком, неуверенно вышел Григорий. Лицо его было синим от холода, глаза полны страха.
— Не пускает… — Григорий присел на корточки, тяжело дыша и растирая закоченевшие руки. — Вышвыривает и давит страхом…
Борис глядел на товарища. Клубок и несколько витков оранжевой нити лежали на цветах. Солнце, поднявшееся над крышей космовокзала, осветило клубок, запуталось в оранжевых петлях.
— Это все? — удивленно спросил Григорий, прикинув на взгляд количество петель.
Стена вытолкнула второго Григория, с синим лицом и сведенными руками.
— Черт!.. — выругался настоящий Григорий. У него тоже начали сдавать нервы, потянул в сторону Бориса: — Отойдем!
Они пошли прочь от стены космовокзала. Григорий молчал, Борис ждал, не прерывая его молчания. В нем закипала злость. Горячий по натуре, он не терпел неясностей, тем более необъяснимого. Лететь к Ориону, бороться с космосом — двести лет космонавты борются, бывает, гибнут. Но там ясны причины и следствия: пески на других планетах, вулканы… А здесь небо над головой, серебряный звон. И ты сам с собой, повторенный тысячу раз. Зачем это нужно? Кому?
