Иван Ефремов - Румбы фантастики. 1989 год
Мы над телом постоим,
посмотрите, мужики:
восемь пуль на одного —
вот и баста.
Если б вовремя коня,
если б вовремя огня,
если б вовремя обнять —
он бы спасся…
Кровь сквозь пальцы протечет и потребует еще.
То по брату нужен плач,
то по сыну.
Если б вовремя плечо,
если б вовремя рука —
нам бы не было врага не под силу…
Всем покойно и весело, мало кто слушает гитариста, в этом месте и в это время гораздо приятнее ухаживать за приглашенными девушками, целоваться, спрятавшись в лохматом переплетении мягких веток. Разбрелись, отовсюду тихий смех, шепотки, костер прогорает, звенит гитара, и никто еще не знает, что через шесть с половиной дней на автостраде Марсель-Берн полетит под откос машина, и найденные в ней документы неопровержимо докажут, что у нас вот уже второй год буквально под носом существует неизвестная и неучтенная организация самого подлого пошиба. Телефоны взвоют, словно остервеневшие мартовские коты, полетят к черту отпуска, шалым метельным вихрем закружится операция «Торнадо», и Камагута-Нет-Проблем не вернется, совсем не вернется, никогда уже, и пока не появится раненый Кропачев, которого тоже, признаться, не чаяли увидеть, никто не будет знать, как все вышло…
Мы над телом постоим,
посмотрите, мужики.
А потом уйдете вы на задание.
Если б вовремя понять,
не пришлось бы нам пенять,
не пришлось бы обвинять опоздания…
Так вот, с Камагутой случилось то же самое, что происходит сейчас со мной. Он сделал достаточно и мог вернуться, но пошел дальше, чтобы выяснить как можно больше.
Мне пора возвращаться. Панта специально подчеркивал. Все правильно, сказал бы он. Осмотрелся — и отступай. Отступать вовсе не позорно, если отступление входило в круг поставленных перед тобой задач.
Свое я сделал. Мой отчет будет выглядеть примерно так:
«В результате осмотра места происшествия мною, инспектором МСБ капитаном Алехиным, установлено путем личного наблюдения и анализом поступившей информации следующее:
а) На месте острова возник континуум иных временно-пространственных характеристик.
б) Личные наблюдения (подробно).
в) Резюмируя вышеизложенное, пришел к выводу: полученные данные позволяют говорить о присутствии в данной точке представителя (или представителей) иного разума, проводящего (проводящих) эксперименты по материализации живых существ, в том числе людей, на основе информации, извлеченной неизвестным путем из мозга Р. Бауэра. Считаю допустимым предположение, что целью экспериментаторов является установление контакта с цивилизацией Земли».
Примерно так я и написал бы. Прелестный бюрократический жаргон, но что поделать, если именно так положено писать рапорты. Все эмоционально-эмпирическое тоже заинтересует компетентных лиц и будет ими выслушано позже, а рапорт придется писать, пользуясь стандартными формулировками — канцелярскими атавизмами. Может быть, так даже лучше. В конце концов, ни на бумаге, ни в устном рассказе нельзя передать мои впечатления от карьера, смертный ужас, испытанный этой ночью, тоску и злую жалость, охватившие меня, когда Джулиана, увидев направленные на нее стволы, улыбнулась с усталым облегчением…
Все эти люди никогда не существовали, сказал я себе. Успокойся, и поменьше эмоций. Они — нежить, гомункулусы, продукт опыта, вытяжки из мозга Бауэра. Муравейник под стеклянным колпаком. Прошлого у них нет, нет родителей, нет смысла жизни, идеалов… Нет?
Капитан Ламст и его люди занимаются своим делом не по воле экспериментаторов, я убежден в этом. Они сами, руководствуясь стремлением защитить, предупредить, уберечь, не получая за это каких-либо благ, третируемые притаившимся за шторами сытеньким большинством, рискуют каждый день жизнью ради этого самого большинства. И я, сволочь этакая, отказываю им в праве называться людьми? Именно потому, что Джулиана была человеком, она вышла из навязанной ей роли, подтвердив своим поведением мою догадку о том, что эта роль ей навязана, что этот мир создан искусственно. Они люди, и человеческое прорывается, не может не прорваться, сквозь наспех сляпанную бумажную маску все явственнее проглядывает человеческое лицо. Это может означать и такое: неведомые экспериментаторы лишь вдохнули жизнь в свои создания, а дальше от них ровным счетом ничего не зависело. Ждали они чего-то подобного или нет? Понимали ли, разбирались ли в том, что создали?
Я медлил. Нужно было что-то решать.
В любой отрасли кроме писаных законов есть неписаные, и лучший работник — тот, кто в равной мере руководствуется и теми и другими. В нашей работе это проявляется особенно остро. Сделать то, чего от тебя требует параграф, несложно, загвоздка в другом — исполнив предписанное, сделай то, чего от тебя требует неписаный закон. И вместе с тем не забывай, что есть границы, которые нельзя переходить, — границы между необходимой долей инициативы и вседозволенностью, между риском и ненужной бравадой.
Я сделал больше, чем от меня ждали. Они там предполагали все, что угодно, но Неизвестное, как это всегда бывает, оказалось совсем непохожим на то, что о нем напридумали. На то оно и Неизвестное.
Долг службы властно направлял меня назад, на берег. Я хорошо помнил дорогу, у меня была мощная машина, и никто не стал бы меня задерживать, вздумай я покинуть город. Но вопреки мыслям об уставах и параграфах, тревожному ожиданию слетевшихся светил науки, вопреки всему прежнему перед глазами вставали то моросящий дождь и перестук пулемета в карьере, то лицо умиравшей на мостовой Джулианы, то воспаленные глаза изнуренного страшной бессонницей Ламста. Были только континуум и я.
Я упустил момент, когда можно было уйти без колебаний. Знал, что никогда не прощу себе, если уйду, знал, что и мне не простят — пусть в глубине души, но не простят. Так что я оставался.
В подъезде что-то загремело, бухнула дверь, на улицу вылетел растрепанный долговязый юнец и припустил что есть мочи. На бегу он потирал спину и ниже и оглядывался. Следом выскочил толстяк в пижамных штанах и майке, махая широким ремнем, заорал вслед:
— Я тебе покажу Команду, сопляк! На порог не пущу! — возмущенно плюнул, стянул ремнем пузо и ушел.
Я тронул машину. Будь у меня лошадь, я поднял бы ее в намет. Это было бегство — от уставов, параграфов и инструкций, от себя прежнего, от всего, что я уважал и соблюдал, пока не оказалось, что этого мало.
Глава шестая
У ближайшего телефона я затормозил, вылез и набрал номер, который мне дала Кати. Откликнулся мужской голос и стал подозрительно допрашивать, кто я такой, откуда знаю этот номер и зачем мне, собственно, нужна Кати Клер. Я разозлился и рявкнул, что я — Алехин, он же объект номер пять особо опасный, так ей и передайте или лучше сначала справьтесь у Ламста. Мой собеседник сразу подобрел и передал трубку.
