Филип Фармер - Легенды Мира Реки
Селус пытался перекатиться, так, чтобы освободиться от веса блондина, но у него все еще кружилась голова от удара.
— Слезай с меня! — рявкнул он. — Ты безумец!
— Как я съел своего не рожденного сына, так я съем твое сердце!
Селус почувствовал, как теряет сознание, а Калигула пригнул свою голову к груди англичанина и откусил большой кусок.
Должно быть, ужас того, что должно произойти, помог Селусу обрести свежий приток адреналина, и он жестко вонзил свое колено в яички Калигулы. Римлянин испустил пронзительный крик фальцетом, покатился по земле и начал непрестанно кричать.
У Селуса кровь струилась из торса по животу, он вскочил на ноги и осмотрел себя так тщательно, как только мог. На самом деле было бы неплохо несколькими стежками зашить рану, но в этом мире раны заживали, как по волшебству. Кроме того, от львов и леопардов он получал и похуже если бы зубы Калигулы не содержали инфекции, — а причины не считать их таковыми не было — это было бы только временным досадным неудобством.
Но все-таки рана дьявольски болела, и он подошел к павшему богу и снова пнул его, на этот раз по голове.
Но Калигула на это не реагировал, он все еще выл и потирал свои яички, и все, что Селус получил от этого удара, была острая боль в ноге.
Он поискал веревку, которую нес свернутой у себя на плече, нашел ее там, где недавно упал, и подошел к Калигуле.
Прежде, чем римлянин смог оказать сопротивление, Селус связал ему руки за спиной, а потом несколько раз обвязал веревку вокруг его шеи, оставив десяти футовый поводок.
— Порядок, — констатировал он. — А ну, встать! Он дернул за веревку, и Калигула, Задыхаясь и давясь, неуклюже поднялся.
— Ты делаешь мне больно! — негодовал он.
— Ты хотел меня убить, — отвечал Селус.
— Но ведь это большая честь — умереть ради удовольствия бога, — сказал Калигула, искренне удивленный реакцией Селуса.
— Обойдусь без этой чести.
— Тогда ты просто дурак!
— Селус дернул за веревку, и Калигула снова стал задыхаться.
— А как насчет того, чтобы бог умер ради моего удовольствия? — спросил он.
— Богохульство! — закричал Калигула, кидаясь на Селуса с опущенной головой.
Селус отступил вбок — точно так же он отступил бы от носорога, если бы тот наклонил голову в его сторону. Вместо того, чтобы пустить пулю ему в ухо, как он сделал бы с носорогом, Селус просто подождал, пока Калигула достигнет конца веревки, а потом быстро и сильно потянул.
Римлянин совершил курбет в воздухе и тяжело приземлился на спину.
— Я, наверное, руки сломал! — завыл он.
— А я-то думал — боги не могут ощущать боль, — сардонически произнес Селус.
— Помоги же мне! — ныл Калигула. — Мне больно!
— Помогу, — Селус приблизился к нему. — Я даю тебе три секунды, чтобы ты встал, прежде чем я опять лягну тебя по яичкам!
— Нет! — пронзительно закричал Калигула, вскакивая.
— Моя персона священна! Ты никогда больше ее не тронешь!
— Так-то мы понимаем друг друга, — Селус подошел к нему и ударил по лицу.
Он ожидал, что Калигула выругается, или заплачет, или, может быть, даже захихикает. Вместо того римлянин посмотрел на него, как будто ничего не случилось, и сказал, как ни в чем не бывало:
— Я думаю, скорее всего мы найдем город у Реки. Городам нужна коммерция, а на этом озере большой торговли не выйдет.
Преодолев удивление, Селус согласился с пленником.
— Ладно, — сказал он. — Пошли к Реке. Ты впереди.
— Мы могли бы воспользоваться лошадьми, — заметил Калигула, направляясь направо.
— Если мы их найдем, я тебя на них обменяю, — пообещал Селус.
— Не пристало торговцам обменивать богов, — Калигула внезапно принял высокомерный тон.
— А все-таки, что сделало тебя богом? — поинтересовался Селус.
— Я провозглашен богом.
— Кем провозглашен?
— Мною самим.
— Только и всего?
— Никто никогда этого не оспаривал.
— Так-таки никто?
— Ну, никто из тех, кто оставался жить в течение следующего часа.
— Прекрасная работа, если ты можешь ее выполнять, — сухо откомментировал Селус.
— Я и есть бог, — настаивал Калигула. — Без меня не будет ни ночи, ни дня, ни дождя, ни солнечного света. Когда я умру, небеса разверзнутся и изольют потом черной лавы которая убьет все живое и покроет всю землю.
— Это должно утешать тебя в час нужды, — сказал Селус.
— Ты что, не веришь мне?
— Если ты бог, создай нам парочку лошадей. Если не сможешь — прекрати болтать: тебе понадобится вся твоя сила для марша, который нам предстоит.
— Я умею создавать лошадей, — убежденно заявил Калигула. — Я могу вызвать их к жизни прямо здесь, сию же минуту.
— Почему же ты этого не делаешь?
— Потому что ты осмелился поднять руку на бога. Ты не заслуживаешь того, чтобы ехать верхом.
— А ты заслуживаешь того, чтобы идти пешком? — спросил Селус.
— Я бог. Я не чувствую ни боли, ни усталости. Солнце — мой брат, я не могу обжечь себе кожу. Трава — моя возлюбленная: она обновляет меня с каждым шагом, который я делаю.
— Как тебе повезло.
— Я не нуждаюсь ни в еде, ни в воде, ни во сне, — продолжал Калигула. — Сегодня же вечером, попозже, когда ты не сможешь больше бодрствовать, я превращусь в змею и выжму из тебя жизнь. И тогда, — продолжал он будничным тоном, — я съем твое сердце и, вероятно, еще твои зрачки, потому что у тебя великолепное зрение, и тогда я отправлюсь искать город.
— Раз ты способен на все это, я полагаю, ты не станешь возражать, если я для безопасности привяжу тебя к дереву, прежде чем лягу спать? — спросил Селус.
— Нисколько, — вежливо заверил его Калигула. — Я ничего другого и не могу от тебя ожидать, хотя, конечно, ничего хорошего для тебя из этого не получится.
Еще одну милю они прошли в молчании, а потом Селус остановился, заставив Калигулу давиться, когда тот достиг конца веревки.
— Ты уже устал, смертный? — спросил Калигула.
— Помолчи. — Селус поднял свободную руку и заслонял ею глаза от солнца.
— Что ты там видишь? — спросил Калигула.
— Не уверен. Что-то. Это может быть группа людей.
— Они идут поклоняться мне, без сомнения.
— Или убивать тебя.
— Я не могу умереть.
— Попробуй остаться благоразумным настолько, чтобы запомнить, что ты больше не император и никогда не был богом, и держи рот на крючке, пока я не пойму, друзья эти люди или враги.
— Я превращусь в птичку-колибри, так что они не смогут меня видеть до тех пор, пока я не узнаю, почему они здесь, — быстро согласился Калигула.
