Пол Андерсон - Орион взойдет
Быть может, поэтому с первой минуты поединка Фейлис казалось, что обстоятельства складываются не так, как надо. Чувство это – поначалу она тщетно попыталась убедить себя в том, что оно абсурдно – твердило ей, что затея добром не окончится. Вокруг не было привычных оживленных толп, радости и веселья, которыми до рассвета будет бурлить улица.
Она стояла на пастбище – вдали от всякого жилья. Невысокая, по лодыжку, трава уходила во все стороны до горизонта, лишь на севере виднелся поросший лесом хребет. Переменчивый ветерок гонял по зелени серебристые волны. Вдалеке паслось стадо, возле него выступала заросшая сорняками груда камней, должно быть, остатки жилищам стоявшего здесь до Судного Дня. (Проходя мимо него, она заметила растрескавшийся бетон старинного шоссе, куда менее стойкого, чем камни древнего Карнака – с тех пор некому и незачем было расчищать дорогу или сделать новую из гравия или грунтовую.) Несмотря на ветерок, было жарко: ароматы цветов и травы, запахи почвы, навоза ползли над пастбищем. На безоблачном небе позолотившее его синеву солнце медленно карабкалось к огромному ущербному полумесяцу Скайгольма. Сейчас в ярком свете дня Фейлис не могла разглядеть затененной части аэростата. Словно бы все тени исчезли из этого мира.
Невдалеке были привязаны кони, привезшие из Турнева людей, и две плоские платформы, доставившие солнечные крылья. Возле каждой из них находилось по несколько человек. Все были наземниками с наплечными полосами Клана Таленс на непохожих ливреях и повседневной рабочей одежде. Однако и они как будто бы разделяли зловещие предчувствия Фейлис, во всяком случае, осознавали, что предстоит не дружеское состязание, поэтому обе группы не смешивались и не заводили общего разговора.
Рядом на тонких распорках и хлипких колесах стояли оба невесомых аэроплана. Двадцатипятиметровый размах крыльев и яркие эмблемы все равно не внушали доверия. Фюзеляжи – прозрачный пластик, обтянувший тонкий каркас от пропеллера на носу до тонкого оперения, трепещущего под легким ветром. Аэропланы сгружал один человек, державший аппарат за шасси, остальным оставалось только придерживать крылья – чтобы не помялись. Не самолет игрушка. Иерн был на собственном, а Джовейн как офицер-летчик одолжил крыло в местной академии, однако подобные самоделки, случалось, убивали людей.
К Фейлис подошел муж, костюм для верховой езды Иерн заменил набедренной повязкой, дополнив экипировку сандалиями и парашютом; всякий сброшенный грамм сработает на него, Мускулистый торс поблескивал потом, на широколобом лице сапфирами горели глаза, ветерок ворошил каштановые локоны, ослепительной белизной сверкали зубы.
Поцеловав жену, он обдал ее запахом мужской плоти.
– Будь осторожен, – попросила она.
– Обещаю, но в разумных пределах – не до глупости. – И, прижав ее к себе, проворчал на ухо:
– В конце концов, у меня сегодня на вечер есть кое-какие планы: смотри – завтра тебе будет ни сесть, ни встать. – Он расхохотался и направился прочь.
Вдалеке в одиночестве стоял Джовейн… Он поддел белую рубашку под парашютные ремни. Это подчеркивало в нем то достоинство, которое отбросил Иерн. Поприветствовав весьма благородным жестом Фейлис, он отправился к своей машине.
«Будь осторожен и ты, Джовейн!» – кричало ее сердце. Она вспомнила про то, как он приказал доставить взятый напрокат аппарат в мастерскую и провел там несколько часов, должно быть, изучая и приводя его в порядок.
Пилоты забрались в кабины, пристегнулись к весьма непрочным на вид сиденьям, прикоснулись к примитивным рукояткам. Солнечные батареи, покрывавшие верхнюю поверхность крыльев, начали впитывать энергию с неба. Пробудились электрические двигатели. Зажужжали пропеллеры.
Медленно – против ветра – набирая скорость, солнечные крылья покатили по земле.
«О, если бы кому-нибудь из них сейчас подвернулся камешек под колесо!
– молила Фейлис. – Тогда оба остались бы целы… и вся история завершилась бы одним поломанным самолетом». Впрочем, надеяться на это глупо. Мужчины проверили каждый сантиметр взлетных полос.
Солнечные крылья поднялись в воздух.
«Почему я боюсь? – спросила она себя, когда холодок сковал ее сердце.
– Это же просто спорт, в котором приняты строгие правила. Победитель заставляет проигравшего опуститься к земле. Иерн утверждает, что занятие это безопаснее, чем конное поло».
Иерн по лихой спирали, Джовейн настойчиво и упорно – оба медленно забирались в небо. Свет играл на кругах пропеллеров, переливался на нижних поверхностях плоскостей. Теперь Фейлис не могла уже видеть насквозь прозрачную обшивку крыла… Но она знала, ведь знала…
Джовейн сделал вираж, накренив самолет… Фейлис едва успевала следить за событиями, но крылья Иерна сразу же оказалась в тени – Джовейн прикрыл от него солнце. Если он сумеет удержаться в таком положении хотя бы минуту, двигатель самолета его соперника потеряет мощность, и Иерну придется либо опускаться к земле, либо разбиваться.
Или же вырваться на свободу! Нижний самолет резко вильнул, концами крыльев едва не задев соперника. Случись такое – обе машины разбились бы. Джовейн уклонился – избегая риска и воздушных потоков, подбросивших его хрупкий самолетик вверх. Иерн выровнял аппарат и повернул в обратную сторону. Должно быть, ввысь его нес восходящий поток… Наверняка он все заранее предусмотрел.
Теперь вверху оказался уже он. Закрывая восток, Иерн держался чуть позади, чтобы перекрыть свет лишь на половине крыльев Джовейна, догадалась Фейлис. И самолет южанина с ослабевшим мотором не мог уйти от него.
Но и Джовейн умел пользоваться воздушным потоком и, быть может, с большим искусством. Положившись на ветер и двигатель, он мог лететь.
Но сколько? Фейлис слыхала, что соревнования, бывало, продолжались часами, пока усталость, замедлив движения соперников, не позволит верхнему полностью затенить крылья нижнего и заставить приземлиться, «Это нечестно! Иерн моложе – на целых тринадцать лет!»
Словно бы в брачном танце солнечные крылья кружили по небу. Она не различала ничего, кроме шелеста ветра в траве и барабанного боя крови в ушах.
Кто-то из свиты обратился к другому, стоявшему неподалеку:
– Свихнулись они оба, что ли?
– Так уж они привыкли, Ханнес, – ответил второй.
Они говорили на алеманском – должно быть, на своем родном языке, а точнее, на его элсасском диалекте, полагая, что никто вокруг не сможет понять их. Но только не Фейлис, ведь она занималась развитием этой языковой семьи после Судного Дня.
![Дарья Ардеева - Запретные территории [СИ]](/uploads/posts/books/77022/77022.jpg)
