Тобиас Бакелл - Хрустальный дождь
Джон снова пристегнулся к сиденью. Скрипучая и ненадежная корзина казалась твердой землей по сравнению с раскачиванием на веревках сети.
– Сколько времени у нас остается? – спросил Джон.
– Может быть, несколько часов.
Джон посмотрел на полотно у себя над головой.
– Тогда безопасно ли нам лететь? – нервно поинтересовался он. Перед его глазами все еще стоял горящий ацтекский дирижабль, падающий с высоты.
Оакситль покачал головой.
– Я буду лететь до последней возможности. Потом мы приземлимся. И будем надеяться, что при этом останемся в живых.
«Будем надеяться»? Джон выглянул из корзины, держась за привязные ремни. По крайней мере они теперь далеко от наступающих ацтеков. Слабое утешение, но Джон был согласен и на это.
– Любая посадка, после которой мы будем способны идти, будет хорошей посадкой, – продолжал Оакситль; себе под нос он пробормотал: – Я и в самом деле был рожден под несчастливым знаком.
Глава 21
Оакситль поднял дирижабль в безоблачное небо так высоко, как только удавалось с теми остатками газа, что еще были в баках, укрепленных под корзиной, однако, как заметил Джон, им не удалось набрать высоту, достаточную для того, чтобы попасть в воздушное течение, которое донесло бы их до Кэпитол-сити. Они медленно плыли по течению, как корабль, лишившийся парусов.
К счастью, они все еще перемещались на восток. Взошла одна из двух лун, еле заметная в солнечном свете.
Оакситль отхлебнул воды из фляжки и выглянул через борт.
– Посмотри. – Он показал вниз на изогнутый коричневый шрам на земле.
Джон наклонился вперед. Теперь он знал, где они находятся.
– Это место называется Потерянная Надежда. Оакситль поджал под себя правую ногу.
– Потерянная надежда?
– Ты никогда не бывал в Кэпитол-сити?
– Нет, – покачал головой Оакситль, – но я много знаю о городе. У меня там есть друзья.
– Двадцать два года назад я добрался до Кэпитол-сити через джунгли вместе со своим другом Эдвардом. Он воин-мангуст, и замечательный. Он хотел обследовать Потерянную Надежду, хотел узнать, правдивы ли легенды.
– Что за легенды?
– Ах, – Джон поднял свой крюк, – значит, ты не так уж долго находишься в здешних местах. – Он приладил протез к запястью и начал застегивать ремни. Грубые края впивались в воспаленную кожу. Оакситль с любопытством смотрел на него, и Джон опустил голову, чтобы не встречаться с ним глазами. – Предполагается, что в последние дни, – Джон крякнул, когда протез сел на место, – злобные твари кидали туда камни, перебив множество людей. Это не прекращалось до тех пор, пока разрушительные машины у обеих воюющих сторон не были уничтожены. Об этом ходит много фантастических рассказов, но все они сходятся в одном. – Джон наклонился еще ниже, рассматривая шрамы на руке. – Говорят, земля здесь, около Потерянной Надежды, отравлена, и ничто не может тут расти.
Оакситль снова высунулся и внимательно присмотрелся к ландшафту.
– И это оказалось правдой? Джон кивнул.
– Четверо моих друзей умерли у меня на руках через несколько недель после того, как побывали здесь. – Джон глубоко втянул воздух и медленно выдохнул. – Эдвард долго болел. Только мы двое добрались до Кэпитол-сити. Так что люди говорят правду: эта земля отравлена.
– А ты был болен?
– По какой-то причине со мной ничего не случилось.
– Повезло.
– Да. – Джон откинулся на спинку сиденья. – Очень повезло.
– Подобные истории рассказывают и в Ацтлане, по другую сторону Великих гор. Говорят о совершенно круглых озерах, на которых лежит проклятие. Люди из деревень, которые пытаются поселиться на берегу, через поколение вымирают. Мы разделяем и легенды, и судьбу.
Джон оглянулся на Оакситля.
– Тетолы?
– Теотли, – поправил его индеец.
– Легенды говорят, что от этих тварей и были все беды. Они правят твоим народом и пытались уничтожить мой…
– Мой «народ», как ты его называешь, не одинаков. Некоторые невежественны, потому что всем заправляют теотли и жрецы. Они верят в то, что им говорят: что только кровь угодна богам, только кровь обеспечивает урожай, только кровь дает душе вечную жизнь в потустороннем мире. Но даже и тогда многие следуют обычаям только из страха перед теотлями и жрецами с их инструментами. Толтеки бегут через горы, чтобы жить здесь, и есть люди вроде меня, ацтеки, присоединившиеся к людям-мангустам, чтобы сражаться со своими бывшими соплеменниками.
– Прости меня, – сказал Джон.
– Все наши предки лишились величия. Это единственное, в чем мы уверены. Все прочее – путаница и противоречия, потому что теотли, мой народ, твой народ и лоа, которых теотли поклялись уничтожить, воюют между собой. И мы с тобой, Джон, – всего лишь маленькие капли в этой древней буре.
Воздушный корабль снижался все больше, но им, по-видимому, все же должно было удаться далеко миновать искореженную землю.
– Что ж, так тому и быть. – Вспышка Оакситля удивила Джона. Сам он держал свои мысли при себе: какими бы печальными ни были обстоятельства, что бы ни таила в себе история, для него ничто не могло оправдать тех грабежей и пренебрежения к человеческой жизни, которые несли в Нанагаду ацтеки.
Оакситль вел огромную, более легкую, чем воздух, машину вниз – к верхушкам деревьев бескрайних зеленых джунглей в глубине Нанагады. Когда ветер начал сносить их обратно, он включил двигатель.
– Ты нигде не видишь прогалины? – спросил он после того, как несколько минут пристально всматривался в горизонт.
– Ничего похожего, – ответил Джон.
– Проклятие! – Оакситль посмотрел на циферблаты на панели перед собой и закусил губу: ему явно хотелось, чтобы дирижабль еще какое-то время продержался в воздухе. – Нам следовало бы сесть сейчас, пока мы еще что-то можем сделать. Кто знает, когда корабль начнет падать.
Индеец направил аэростат к верхушкам деревьев, и он запрыгал, задевая ветви. Теперь, глядя вниз, Джон мог различить просветы в зеленой стене. Оакситль высунулся, накренив корзину, и стал всматриваться в приближающуюся землю.
– Лучше, похоже, не найти, – сказал он. Джон кивнул.
– Ну, теперь держись. – Оакситль дернул за рычаг рядом со своим сиденьем; крепление мотора за корзиной заскрипело. Нос корабля пошел вниз, и тут Оакситль дал полный газ. Воздушный корабль устремился к деревьям.
Верхние ветки, тонкие и густо покрытые листьями, начали царапать корзину. Звук напоминал скрип песка под днищем ялика, но становился все громче по мере того как они падали все ниже. Мягкое поскрипывание превратилось в громкий треск. Обломилась одна большая ветка, потом еще несколько.
