Сергей Саканский - Искатель. 2009. Выпуск №05
Я молчал. Мама перевела дыхание.
— Когда приедешь?
— Теперь уже скоро.
— Ты думаешь мириться с Дашей?
— Не знаю.
— Мы с ней дружим. Она любит тебя. У вас будет дочка.
— Тогда я лучше здесь останусь, — буркнул, сам не знаю зачем.
— Как мне иногда хочется дать тебе в морду, ты бы знал, — сказала мама и отключила связь.
— Билли, мне нужен совет.
— К твоим услугам, Создатель.
— Ты можешь работать с Любой? Это моя жена.
— А ты?
— Я улетаю в Москву, Люба остается куратором проекта — кто-то должен нести твои мудрости в массы. Только мне хочется, чтоб ты не очень озадачивал ее своим интеллектом. Зачем путать девочку?
— То есть сохранить инкогнито.
— Правильно. Попридержи лирику: вопрос — ответ, вопрос — ответ.
— Не беспокойся, Создатель, лети с миром.
— Ты меня будешь информировать о делах здесь творящихся.
— Всенепременно.
— Люба, доклад готов, мы с Костылем летим в Москву. Ты останешься курировать проект.
— Расстаемся? — жена горестно вздохнула.
Мы лежали в постели в нашей каюте на транспорте. Люба рисовала пальчиком круги на моей груди.
— Ненадолго. Я что хочу сказать: в компьютере программа, подписана «Пилигрим» — я завтра покажу. В ней вся информация проекта собрана. Возникающие вопросы — туда. Через нее и со мной можешь общаться, хотя по мобильнику мобильнее. Можешь курсовой свой перелопатить — программа творческая.
— Когда вернешься?
— Думаю, через неделю: пару дней на Президента, пару на Правительство. У мамы надо отметиться.
— Хочу познакомиться с твоей мамой.
— Успеешь, свекруха — она и есть свекруха.
— Ты ее не любишь?
— Почему? Хочу сказать — строгая она.
— Ой, боюсь, боюсь, боюсь.
— Справишься без меня?
— Да что делать-то — всю группу распустили.
— С населением работать.
— Справлюсь.
Жена у меня молодец: она даже на Сахалин не полетела.
— Долгие проводы — лишние слезы, — ее слова.
Обнялись последний раз на палубе. Я на вертолет, она рукой помахала.
Все. Прощай, Курилы!
СахалинО результатах моей работы докладывал Президенту Эдуард Петрович Костылев. И это правильно. Под документом стоит его подпись. В случае одобрения изложенного, ему распоряжаться средствами, отпущенными из Стабилизационного фонда. А я кто? Консультант, лицо материально безответственное. Мы оба осознавали это и, пожав руки, расстались во Внуковском аэропорту.
Поехал домой, и надо было видеть, как шел двором, косясь на Дашины окна. Как вздрагивал и прятал взгляд, вжимал голову в плечи, если вдруг казалось, что дрогнула занавеска. Чего боялся? Да по большому счету, самого себя. Грех тащился за моими плечами. Грех жег мне сердце отметкой паспорта в графе «Семейное положение». А Даша? Даша разве безвинна предо мной?
В квартире было пусто. Я пошарил в холодильнике, пожевал чего-то и лег не раздеваясь. Спал не спал, дремал не дремал — томился ожиданием. Вот заскрежетал ключ в замке. Легкие шаги в прихожей — мама. Что-то держит меня на диване. Мама подходит неслышно, шепотом:
— Леш, спишь?
Легонько касаясь, целует меня в ухо.
Не оборачиваясь, ловлю ее руку, целую и тяну под щеку. Мама садится рядом, гладит мои волосы.
— Намотался? Пойдем куда-нибудь, пообедаем.
— Приготовь дома.
— Да у меня пусто в холодильнике.
— Яичницу… А лучше закажи пиццу на дом.
— Даши боишься?
— Боюсь. И себя боюсь. Будущего боюсь, прошлого боюсь.
— На службе все хорошо? Ну, тогда не заводись. Главное, вы с Дашей живы и здоровы, рядом — все будет хорошо. Я верю.
Второй день дома, второй день никуда не выхожу.
Мама позвонила Даше в первый вечер:
— Приехал.
— Жив, здоров? Все в порядке? Передавайте привет.
— Ты не хочешь к нам зайти?
— Нет, спасибо, не сейчас.
Во второй день мама позвонила Надежде Павловне:
— Надо что-то делать.
— Надо, чтобы они встретились. Надо устроить эту встречу.
— Правильно. Посылай Дашу куда-нибудь через двор, я — Лешку в магазин.
Так состоялся Великий и Коварный Заговор против наших с Дашей сомнений и за наше счастье.
Мама наехала, хлопнув по заднице пакетом:
— Хватит валяться, дуй за картошкой.
В овощной дорога мимо Дашиных окон. Иду как вчера — сутулясь, прячу взгляд и не спускаю его с Дашиных окон. Хлопнула подъездная дверь, а я все наверх пялюсь. Опустил взор и увидел Дашу. Она мелькнула и скрылась за акациями. Я остановился. Вот она вышла на дорожку. Идет, меня не замечая, о чем-то думает.
Да, беременность не красит женщин — по крайней мере, не украшает. Не та стала походка. Лицо, шея похудели, руки тоже. Живот торчит, ногами чуток заметает. Вот глаза по-прежнему красивые и огромные, но это, возможно, из-за темных кругов под ними… Все, увидела!
Даша увидела меня и замедлила шаг. В глазах заметались растерянность, страх, радость, боль — калейдоскоп чувств. Она шла прямо на меня — правда, каждый следующий шаг давался ей с большим трудом, чем предыдущий.
Как поступить? Ждать, что будет? Сказать: «Здравствуй, Даша»? Шагнуть в сторону, уступая дорогу? Меня уже лихорадило. Черт!
Даша шла, шла, шла… Я стоял и смотрел на нее. Глаза ее затуманились, закрылись, ноги подкосились, и она упала в мои объятия.
Наши мамы, прячась за шторы, следили за нами из окон, прижимая мобилы к ушам.
— Дашенька! — воскликнула Надежда Павловна и бросилась из квартиры вон.
— Молодец, девочка! — сказала мама и поспешила нам навстречу.
Но я их миновал. Нес Дашу на руках, на этаж поднялся на лифте. Вошел в квартиру, положил Дашу на диван, встал возле на колени. Следом наши мамаши.
Надежда Павловна, врач, меня оттолкнула, щупает пульс на руке, на шее, кофточку расстегнула, приложила ухо к груди.
— Леша где? — тихо спросила Даша.
Теперь я тесню Надежду Павловну, проторенным путем целую руку, шею, грудь.
— Даша! Даша! Даша!
Меня бьет колотун. Слезы бегут сами по себе. Даша давит их пальчиком на моих щеках. Мама, обняв Надежду Павловну, уводит на кухню.
Потом мы приходим туда. Даша усаживается за стол, придерживая живот обеими руками:
— Простите, запнулась и вас напугала.
— Бывает, бывает, — торопится согласиться мама.
Потом начинается дележ — делят Дашу.
— Я — врач, — напоминает Надежда Павловна.
— А я с завтрашнего дня в отпуске, — заявляет мама, — и Лешка дома.
— Да что она, сиротка по чужим квартирам ютиться?
