Майк Резник - Пифия
— Пока не стоит, — ответил Индеец и, помолчав, спросил: — Меня что? напичкали лекарствами?
— Джилл ввела вам антибиотики и глюкозу. К тому же несколько дней вам еще придется принимать обезболивающее.
— Что-то у меня со зрением… все выглядит как-то иначе, — пробормотал Индеец, хмурясь.
— Я позволил себе сделать повязку на глазу, — пояснил Бруссар. — Вы можете снять ее, когда захотите. Я подумал, что, пока я не знаю ваших планов, тому, кто следит на вами, лучше не знать, что вы уже очнулись и находитесь в госпитальной палате.
— Правильно решил, — одобрительно кивнул Индеец.
— Не хотите позавтракать?
— Да, только лучше через несколько минут, — ответил Индеец. — Если не считать этих пяти кусочков инопланетного мяса, я за последние сутки, с тех самых пор, как прибыл в посольство, ничего не ел.
— Кстати, насчет посольства. Я должен связаться с ними вскоре, пока они еще не начали вас разыскивать. Правда, когда вас вывезли из операционной, я позвонил туда и наговорил им всякой ерунды, будто у вас тут роман с какой-то девицей, которую вы случайно встретили в ресторане, ну и все такое… но, по-моему, лучше уж не заставлять их сильно нервничать.
. — Когда я смогу подняться на ноги?
— Как только захотите.
— Отлично, — тогда дай мне отдохнуть еще часок, а потом мы отправимся в посольство.
— Не думаю, сэр, что в вашем состоянии вы сможете идти по такой жаре, — возразил Бруссар. — Уж лучше давайте я схожу за машиной и пригоню ее сюда.
Индеец кивнул, но тут же поморщился, когда боль с новой силой пронзила череп.
— Черт! — выругался он, хватаясь за затылок. — И долго это будет продолжаться?
— Что, сэр? — спросил Бруссар.
— Каждый раз, стоит мне только пошевелить головой, меня словно кто-то изнутри бьет тупым инструментом.
— Не знаю, сэр. Джилл сказала, что несколько дней у вас будут неприятные ощущения.
— Эти ее «неприятные ощущения» оборачиваются для пациента настоящей пыткой. Достань мне обезболивающее.
Бруссар сунул руку в карман и достал оттуда ингалятор.
— Вдыхать по одному разу через каждые четыре часа. Индеец отобрал у него ингалятор и сделал два полных вдоха.
— У меня нет времени валяться в постели и медленно приводить чувства в порядок, — проворчал он.
— Что-нибудь еще, сэр, прежде чем я отправлюсь за машиной?
— Две вещи. Во-первых, где моя одежда?
Бруссар подошел к стенному шкафу и велел дверце открыться.
— Здесь, сэр. А вторая?
— Принеси мне передатчик и не произноси при этом ни звука. Затем отправляйся за машиной и заезжай за мной через час.
Бруссар вышел из палаты и вернулся через несколько секунд, неся в руке крошечный аппарат, покоившийся на мягкой прокладке. Он вручил его Индейцу, отдал честь и вышел.
Индеец подождал, когда дверь за ним закроется, затем вставил передатчик в левое ухо.
— Доброе утро, сукин ты сын, — поприветствовал он.
— Как поживает твой желудок, Джимми? — спросил Тридцать Два. Его голос был далеким и слабым.
— Замечательно.
— Ну теперь-то ты наконец усвоил урок.
— Ты и представить себе не можешь, как много всего я тут усвоил.
Наступило долгое молчание.
— Ты ничего не хочешь у меня спросить? — наконец задал вопрос Индеец.
— О чем? — поинтересовался Тридцать Два.
— Ну, например, почему ты ничего не видишь.
— Полагаю, ты просто лежишь с закрытыми глазами, вот и все.
— Да, но только с одним, — сообщил Индеец.
— Это просто ребячество, Джимми, — сказал Тридцать Два. — Я здесь для того, чтобы помогать тебе, а я не могу делать это, если не вижу то, что видишь ты сам.
— Да нет, наоборот. Это я здесь, чтобы помочь тебе, — возразил Индеец. — И мне думается, первым делом я помогу тебе заново оформить наш контракт.
— Чего ты добиваешься, Джимми?
— Нам с тобой придется изменить кое-какие пункты вашего договора. Вам ведь нужна Пифия, верно?
— Да, нужна, и ты сам это прекрасно знаешь.
— И сколько вы готовы заплатить?
— Но мы же уже с тобой договорились, Джимми. Твоя свобода в обмен на Пифию.
— Моя свобода — это только первый взнос, — заметил Индеец, осторожно откидываясь на подушки и морщась от боли. — Теперь настало время потолковать о деньгах.
— Выкинь эти глупости из головы. Я никому не позволю водить Республику за нос.
— Это кто кого водит за нос? — возразил Индеец. — Я просто хочу получить честную плату за честный труд.
— Да ты никогда в жизни честно не трудился, — рявкнул Тридцать Два. — Мы пришли к соглашению, и ты обязан выполнять его условия.
— Нет, боюсь, что не обязан.
— Позволь тебе напомнить, что я могу прервать действие нашего контракта в одностороннем порядке в любой момент, и это будет для тебя весьма катастрофично.
— Ну-ну, давай, попробуй, — предложил Индеец.
— Почему ты говоришь со мной таким тоном! — требовательно спросил Тридцать Два. — Что на тебя нашло, Джимми?
— Ничего на меня не нашло, а вот кое-что из меня вышло, это точно. Хочешь посмотреть?
Он вытащил из уха передатчик, затем отвернулся лицом к стене, чтобы Тридцать Два не мог определить его местонахождение по виду из окна, снял повязку с глаза и посмотрел им на маленький приборчик в руке.
— Узнаешь? — спросил он.
Ответа не последовало, и тут Индеец сообразил, что если Тридцать Два что-то и говорит, то его не слышно, пока передатчик не вставлен в ухо. Индеец снова завязал глаз, а затем аккуратно вложил трансмиттер наместо. В этот момент Тридцать Два как раз заканчивал; длинное ругательство.
— Я бы и бомбу тебе показал, да только ее уже уничтожили. — Индеец ухмыльнулся. — Теперь ты готов поговорить о цене?
— Это вымогательство, а с вымогателями я не разговариваю.
— Конечно, ты связываешь их по рукам и ногам видеокамерами, передатчиками и взрывными устройствами.
— Либо ты отправляешься за Пифией, как было условлено, Джимми, либо ты — мертвец.
— Ой, ты меня до смерти напугал!
— Я не шучу, Джимми. Ты можешь прятаться от нас час, день или даже неделю, но тебе никогда не выбраться с этой планеты.
— А может, я и не собираюсь с нее выбираться.
— Что ты имеешь в виду?
— Причина того, почему мы с тобой в конце концов говорим о цене, как бы громко ты ни вопил, — ответил Индеец, — заключается в том, что ты не единственная заинтересованная сторона.
— И кто же еще?
— На мой взгляд, таких по крайней мере двое, — ответил Индеец. — Во-первых, тот парень, который должен вывезти Пифию отсюда.
— Ты даже не знаешь, кто он такой.
— Ты же сообщал мне имена, которые он использует, и, если он сюда доберется, «найти его будет нетрудно. — Индеец помолчал. — А уж когда он узнает, что Республика решила с ним расправиться, он не поскупится, чтобы узнать, кто его предал.
