Александр Марков - Отражение Улле
- Тогда мы принимаем твой план, - сказал один из марбиан, самый огромный. - И приступаем к его выполнению немедленно! С чего мы должны начать?
- С проверки активности вневременных информационных последовательностей в подсознании Аги семьсот двенадцать.
- Как это быстрее сделать?
- Подключите его ко мне.
Менхур-слуга, покачиваясь на коротких ножках, подбежал к Аги и приказал ему следовать за ним.
Аги с какого-то момента полностью перестал понимать смысл происходящего. Из всего разговора он уловил только, что его собираются мучить и, кажется, он все-таки заинтересовал их и не смог избежать самого страшного - науки. Его будут проверять, подключать, закреплять, имплантировать и, хуже всего, брать за основу. Аги решил при первой возможности покончить с собой, только вот представится ли такая возможность? Пока же Аги покорно побрел вслед за слугой к скамье, где восседал Верховный Разум.
- Не бойся, - сказал марбианин, - Никто не собирается тебя пытать. Ты должен сослужить великую службу нам, а заодно и Имиру. Ты вытащишь из прошлого и поможешь спасти от гибели своих братьев-выродков.
- Они мне не братья, - вяло возразил Аги.
- Не важно. Они нужны нам. Мы делаем это во имя свершения замысла Улле. Но чтобы справиться с задачей, ты должен осознать, что ты - выродок и другие выродки тебе братья. И ты это сделаешь.
Менхур-слуга вытянул из левой крайней головы Разума, из ее затылка, длинный гибкий отросток и прилепил его конец, похожий на присоску, ко лбу Аги. Тот почувствовал легкий зуд... затем последовали вспышка и совершенно нелепое, дикое ощущение безудержного разрастания головы. Но разрасталась не голова - Аги это сразу сообразил, - разрасталось сознание. Он сливался в единое целое с Верховным Разумом. И когда это произошло, он удивился, что по-прежнему ощущает себя личностью, самим собой. Потом он понял: его личность - единственная в этом сростке мозгов и тел, менхуры же - безлики и не осознают себя вообще. Но что у Аги больше не принадлежало ему и явно стало частью чего-то большего, так это его рассудок. В несколько мгновений все знания и слова вылетели из его головы, и его "я" - голое, сжавшееся в комок самосознание, душа, эмоции или что там еще - беспомощное и жалкое, могло только ощущать, как бы глядя со стороны на бешеную кутерьму чисел, слов, знаков, с немыслимой скоростью мелькавших повсюду вокруг. Знаки роились, сплетались, атаковали его "я" со всех сторон, выщипывали кусочки, лезли вглубь.
Потом Аги почувствовал, что его душа, лишенная логики и слов, оказывается, не так уж беззащитна. Есть в ней некое ядро, плотное и устойчивое, куда никак не могут пробиться наседающие знаки и символы.
Аги не знал, как долго все это длилось, потому что полностью утратил ощущение времени. Он как-то странно все воспринимал: если он мог бы думать, как прежде, он не подумал бы "меня изучают", а - "есть изучение меня". Вот так - не процесс, не состояние, а некое вневременное бытие.
Потом, когда все окончилось и он снова смог распоряжаться своим рассудком и вспомнил слова, он понял, что для такого восприятия должен был бы находиться вне пространства и времени, снаружи, в месте, которого просто нет во вселенной. Но размышлять об этом ему не хотелось, да и не до того было. Присоску ото лба отклеили, и Верховный Разум сказал:
- Имир-последовательности в основном активны, но небольшая корректировка необходима. Дальнейшее обсуждение не может проходить в присутствии Аги семьсот двенадцать.
Аги не успел опомниться, как его снова пристегнули к тележке, и он понесся вверх тем же путем, каким прибыл в обиталище Верховного Разума. Стражник, встретивший Аги наверху, отвел его обратно в тюрьму и запер.
- Меня так и не накормили! Эй! Принесите мне поесть! Я ценная для науки сущность! У меня активный хвост! - Аги барабанил в запертую дверь, но стражник остался глух к его мольбам.
Впрочем, спустя недолгое время дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась женщина с всклокоченными волосами и безумным взглядом. Вид у нее был такой, словно ее секунду назад вытащили из постели и перенесли сюда по воздуху.
Женщина растянула рот в притворной улыбке, показав кривоватые зубы, и сказала сладким голосом:
- Здравствуй, голубчик. Меня зовут Грага. Я очень добрая. Скажи мне, чего ты хочешь, и я все сделаю. Я честная, верная, преданная и готова ради тебя расшибиться в лепешку.
Аги слегка ошалел от такого поворота судьбы; впрочем, ему не составило труда догадаться, что все это - не более чем игра, ложь, даже не очень хорошо, за недостатком времени, продуманная и подготовленная. Но он решил не теряться и извлечь как можно больше выгоды из создавшегося положения.
- Я хочу есть.
- Чего тебе принести, голубчик?
Аги на мгновение задумался, потом решил - была не была! - и выпалил на едином дыхании:
- Фаршированных змей, лягушачьей икры и вороньих печенок! И земляники с медом! И кувшин свиного молока!
- Сейчас принесу, голубчик. - Она опять неприятно улыбнулась. Чуть-чуть подожди, пожалуйста.
Грага действительно вернулась очень скоро, и - Аги сначала не поверил глазам - в руках у нее был поднос со всеми изысканными кушаньями, которые он перечислил. Аги набросился на еду и на какое-то время забыл обо всем на свете. Когда он наконец поднял глаза, то встретился взглядом с умильно улыбающейся Грагой.
- Чего ты еще хочешь, голубчик?
- Чтобы ты перестала называть меня этим словом - раз, - сказал Аги неторопливо, сытым голосом. - Во-вторых, спать.
- Мой дорогой, - томно произнесла Грага, выпячивая грудь и скалясь еще отвратительнее, - разве ты не хочешь любви?
- Любви? Ну что ж... пожалуй. - Аги зевнул. - Кстати, чего ты, собственно, от меня добиваешься?
- Я хочу, чтобы в тебе, дорогой, проснулась доброта, нежность и любовь ко всему живому. Ты такой хороший. А станешь еще лучше, если полюбишь меня.
- Полюблю, отчего же. - Аги развалился на тюфяке, почесал живот, еще раз зевнул и поманил пальцем Грагу. Та заурчала и торопливо прыгнула к нему на тюфяк.
Потом уже, когда Аги, свернувшись калачиком, неудержимо погружался в сон, Грага уселась рядом и принялась гладить его по голове заученными движениями.
- Мой дорогой, - приговаривала она. - Мой дорогой. Чего ты еще хочешь, мой дорогой?
- Спа-а-ать...
- Хорошо, конечно. Сейчас ты заснешь. А я скажу тебе волшебное заклинание... Тебе станет хорошо, как только ты его услышишь. Это старинное, тайное заклинание. Оно сохранилось с незапамятных времен. Его произносили древние, когда хотели, чтобы кто-нибудь хорошо и крепко спал и видел добрые сны. Сейчас ты его услышишь.
И Грага произнесла странным грудным голосом, растягивая слова и покачиваясь в такт удивительному ритму, заключенному в этих ни на что не похожих, древних и непонятных словах:
