Георгий Гуревич - Мы — из Солнечной системы
Судно готовилось к обратному рейсу Африка — Одесса.
Сводный медицинский отряд профессора Зарека возвращался на родину морем. Приближалось время каникул, спешить было незачем, и морская прогулка была приятным отдыхом, особенно нужным Ладе. Болезнь основательно подкосила девушку, стерла краски с ее лица, глаза казались еще чернее и больше. Такая слабенькая она стала, шаткая, в себе неуверенная. Ким не отходил от нее эти дни, и Лада привыкла к его помощи, даже сказала однажды:
— Я всегда была такой независимой, Кимушка, такой самостоятельной, а теперь без опоры жить не могу. Чувствую, что ты необходим, теряюсь без тебя.
Ким ничего не ответил тогда, хотя сердце у него дрогнуло, краска залила лицо. Что значит «необходим»? Необходим на всю жизнь? Ким хотел было заговорить о любви, но счел это неделикатным. Получится, словно он воспользовался Ладиной слабостью. Сейчас Лада скажет «да», а после, когда окрепнет, упрекнет его. Нет, пусть привыкнет исподволь: со временем привычка перерастет в любовь.
Так размышлял Ким, втайне стыдясь своей эгоистичной дипломатии.
— Ну, мальчики, до свидания! Мы тут без вас разберемся, — сказала Лада у дверей каюты.
Каютка девушек была маленькая: две кроватки, столик, шкаф, телевизор. Но все такое беленькое, удобное, продуманное. Лада со вздохом повесила пальто в шкаф, села на койку, устало улыбаясь.
— Домой едем, Ниночка. Рада?
Нина почему-то покраснела до ушей.
— Ой, Ладка, что я тебе скажу: я совсем не поеду сейчас. Только провожаю тебя. Я замуж выхожу. Ладушка.
— Замуж? Неужели? За Тома? Ну, поздравляю тебя. Подруги обнялись и расцеловались почти искренне. Нина немножечко торжествовала победу: вот, мол, считали дурнушкой, простушкой, а нашелся человек, который ее оценил, счел достойной любви. А Лада, хотя Том ей нисколько не нравился, самую чуточку позавидовала. Хотя она и красавица, и умница, а Нина нашла свое счастье раньше.
— Нинка, ты счастлива? Совсем-совсем? Ну, расскажи, как это все решилось? Он же сюда улетел, в Дар-Маар, а ты сидела со мной во льдах.
— Понимаешь, Лада, в разлуке и решилось. Пока вместе были, я ничего особенного не чувствовала. Просто приятно было с Томом: он умный такой и солидный. А когда разъехались, вижу, что просто жить без него не могу, готова пять раз в день браслет крутить. А браслет в Антарктиде не действовал. И Том тоже, оказывается, понял, что жить не может… И когда мы встретились, он прямо на аэродроме сделал мне предложение по всей форме, как в старых книгах.
— Что значит «как в старых книгах»? Что он сказал? В каких выражениях?
— Хорошо сказал, Ладушка. А выражения передать не смогу, потому что мы объяснялись без транслятора: нам недосуг было переговорную разыскивать. А Том, сама знаешь, одно слово по-русски, два по-английски, пять на своем родном. Да не в словах дело. Я все по глазам поняла.
— Девочки, кончайте шушукаться, профессор прислал за вами. Лада нужна срочно.
Пришлось прервать важный разговор, заняться переодеванием. И зачем понадобилась Лада срочно? Разве профессор не знал, что ей трудно ходить?
Зарек распорядился привести Ладу не в большой салон, а в трюм. Здесь было полно народу, издалека доносился гул голосов.
Грузов не было никаких, в просторном помещении стоял стол, как полагается на торжественных собраниях, и с трех сторон на него смотрели выпуклые глаза телепередатчиков. Видимо, должно было происходить что-то достойное трансляции.
Конечно, завозившись у зеркала, девушки опоздали, Когда они вошли, собрание уже началось.
Могучий рыжебородый дармаарец говорил, обращаясь к телепередатчикам:
— От имени народа республики ЦЦ, от имени детей, женщин и мужчин, спасенных от эпидемической старости, большое народное спасибо вам, профессор Зарек. «Большое народное спасибо» считалось высшей наградой для человека, как бы устным орденом.
Затем профессор, выйдя вперед, рассказал всю историю борьбы с микробом. Участники борьбы с удовольствием слушали о собственных подвигах и громко захлопали, когда бородач дармаарец объявил:
— От имени народа республики ЦЦ, от имени детей, женщин и мужчин, спасенных от эпидемической старости, большое народное спасибо московской студентке Ладе Грицевич.
И Лада, оттолкнув услужливую руку Кима, пошла по проходу, пошатываясь от слабости, бледная, большеглазая, болезненная и гордая.
Бородач охотно расцеловал ее, вручая почетный значок — пять рук, сплетающихся на фоне Земного шара.
Обернувшись к телепередатчикам, Лада отчеканила напряженным звенящим голосом:
— Нас было шестеро в Антарктике (она перечислила фамилии). Каждый из моих товарищей предлагал провести опыт на себе. Я лишила их этой возможности, самовольно приняв культуру. Поэтому я считаю, что вместе со мной получили «большое спасибо» еще пять человек. — Она опять перечислила фамилии всех пятерых и вернулась на место усталая, полная достоинства и счастливая.
— Зря ты про нас, — сказал ей Ким.
Зарек после минутного замешательства нашел нужным поправить Ладу:
— Грицевич, ты можешь отказаться от «спасибо», если не считаешь себя достойной, но передавать не имеешь права. На свете есть много изобретательных людей, однако благодарят тех, кто сделал изобретение. Мы не сомневаемся, что твои товарищи не хуже тебя, но они проявят себя в другой раз.
«Большое спасибо» получили только Зарек, Лада, Петруничев и еще конструктор, по имени Гхор. Называя последнего, председатель сказал:
— Я не берусь и никто не возьмется рассказать вам о его работе. Но Гхор сам тут перед нами, мы предоставим ему слово.
Вперед вышел высокий седоватый уже смуглый человек с тонким носом и глубоко сидящими черными глазами.
— Какое интересное лицо! — шепнула Лада Нине.
— Я говорить буду мало, — сказал Гхор. — Я покажу.
Он отдернул занавеску в глубине помещения. Там стоял большой двойной шкаф с выпуклыми никелированными стенками. По виду он напоминал обыкновенный кухонный холодильник.
— 14 января в середине дня, — продолжал Гхор, — меня пригласил профессор Зарек и сказал: «Найдено лекарство от инфекционного геронтита — сырой желудок пингвина. В зараженной зоне республики проживает около миллиона человек, следовательно, нужно около десяти миллионов порций для надежной профилактики». Он сказал еще: «Вы понимаете сами, что все птицефермы мира не выведут десять миллионов пингвинов даже за десять лет». И передал мне образец.
Гхор поднял над головой всем известный пакет в пергаментной бумаге.
— Теперь я подхожу к этому аппарату и нажимаю вот эту кнопку, — продолжал он, поясняя свои действия словами, как профессор-хирург. — Как видите, наверху загорелись зеленые лампочки. Это означает, что все многочисленные цепи управления аппарата в полной исправности. Ни в коем случае нельзя включать аппарат, если горит хотя бы одна красная лампочка: могут быть самые странные последствия. Я потому рассказываю все так подробно, что через год-два эти аппараты будут так же привычны, как вингер и радио-браслет. Итак, все цепи в исправности. Я распахиваю обе дверцы — вы убедились, что внутри пусто, и справа и слева. Затем в правое отделение с буквой «О», что означает «образец», я кладу пакет с желудком пингвина, захлопываю дверцу, нажимаю вот эту кнопку «В» — «вакуум». В данный момент из левого отделения (оно обозначено буквой «К», то есть «копия») отсасывается воздух, пыль, бактерии. Вакуум должен быть идеальным, иначе неизбежно внедрение атомов в атомы, точечные взрывы, ненужное излучение. Теперь переводим стрелку в рабочее положение, считаем про себя до трех и… пожалуйста.
