Александр Казанцев - Арктический мост
Наконец толпа на пристани чуть расступилась, пропуская вперед высокого седого человека в мягкой светлой шляпе и стройную молодую женщину.
— Кто это? Кто? — спрашивала Аня Андрея, теребя его за рукав.
— Сам Волков и его дочь Галина Николаевна, замечательная женщина!
— Ах, вот как! Я думала, что тебя на стройке не интересовали женщины.
— Смешная ты! Ведь это ее вездеход провалился зимой под лед. Ей пришлось добираться до базы по дрейфующим льдам, перезимовав на острове.
— И ты с ней знаком?
— Она жена Карцева.
— Ой, прости, Андрюша… Я не знаю, что со мной, я так счастлива, что даже начала тебя ревновать. И не хочу больше отпускать тебя! Постой! А эта высокая блондинка? Красавица какая! Ты тоже ее знаешь?
— Евгения Михайловна Омулева, жена капитана Терехова. Видишь его? Коренастый моряк… рядом с Карцевым стоит…
— Как радостно за них.
— Эту радость ты мне подарила раньше всех! Теперь меня уже некому встречать.
— Ты думаешь? А я кого-то вижу. Он наверняка кричит тебе.
— Неужели Сурен? Где он?
— А вон стоят два брюнета с орлиными профилями.
— Положим, один почти седой. Это академик Овесян… и с ним, конечно, Сурен!
По трапу начали сходить полярники. Денис простился с Аней и Андреем, он спешил к своей семье: жена Оксана ждала его на берегу с тремя хлопчиками.
— Пропустим всех вперед, — говорила Аня Андрею. — Ведь мы уже вместе.
Но Сурен Авакян, заметив их на палубе, подобрался почти к самому борту и стал грозить кулаком:
— Слушай, почему не сходишь? Боишься, что я тебя задушу? Правильно боишься.
Тогда Андрей и Аня смешались с толпой полярных строителей и стали протискиваться к трапу.
Девочки в белых платьицах надевали на каждого сходящего с корабля гирлянду цветов. На Аню совершенно “незаконно”, несмотря на ее протесты, тоже надели гирлянду из красных маков.
Сурен дождался Андрея и накинулся на него, как ястреб, сжал в объятиях, потом набросился на Аню, словно она тоже приехала из Арктики. Потом обнял обоих и повел на берег.
— Ай-вай! Какой день, прямо замечательный день, старик! Подожди, еще раз встречать будем, когда с другого строительства из Арктики вернешься. Тогда в большую бочку цветов посадим!
— И, главное, на меня тоже цветы надели, — смеялась Аня. — Я бы сняла эти маки, да уж больно они красивые!
— Вот и опять встретились. А помнишь, как в первый раз меня из воды за волосы тащили. Всю прическу растрепали?
— Андрюша, смотри, кто тебя ищет, смотри!
Андрей остановился. Сурен тащил его дальше:
— Кто такой? Зачем ищет? Мы уже нашли.
Но Андрей уже заметил брата, на скулах его появились красные пятна. Он освободился из объятий Сурена, снял гирлянду цветов, отдал ее Ане и пошел навстречу Степану Григорьевичу. Аня и Сурен отстали. Аня что-то быстро говорила ему.
Степан шел к Андрею, не торопясь, уверенно, с едва заметной улыбкой на суровом, властном лице.
Андрей молча обнял брата и сказал одно только слово:
— Спасибо.
— Значит, знаешь уже? — произнес Степан и полез в карман за платком, вытер глаза, высморкался. — Не надо больше так, как прежде… Не надо… Нам теперь нужно друг друга держаться.
— Будем вместе, всегда вместе, — прерывающимся голосом сказал Андрей. — Ты прости, это все от моего упрямства.
— Даже за упрямство люблю тебя, — сказал Степан.
Подошли Аня с Суреном. Степана Григорьевича познакомили с Авакяном. Корнев-старший горячо пожал Сурену руку, но взгляд его был холоден.
— Поедем ко мне, — распорядился он. — Неуютно, но просторно.
— Нет, — запротестовала Аня. — Вы нас простите, но нам сейчас нужно съездить с Андрюшей по одному делу.
— Прямо с вокзала? Какое такое дело? — запротестовал Сурен.
— Мы давно собирались… “прямо с вокзала”, — сказала загадочно Аня и опустила глаза.
— В загс поедем, — объяснил Андрей.
Глава третья
ЗАКОН ВЫГОДЫ
Под ярким южным солнцем город выглядел ослепительно белым. Он меньше всего походил на американские города из стекла и бетона со стандартными небоскребами, крикливыми витринами и рекламами, с шумными сабвеями-подземками, с обрывками прочитанных газет на тротуарах и тоскливо ожидающими у светофора автомобилями.
Столица Соединенных Штатов Америки скорее напоминала тихую провинцию. Уютные, скрытые зеленью домики, тихие улочки, двух-, трехэтажные дома на проспектах, колонны на фронтонах зданий, парки, памятники: Вашингтону — остроконечный, устремленный вверх обелиск, Линкольну — изображенному сидящим в мраморном павильоне, со ступенек которого выступают ораторы на митингах, и еще много других памятников, даже, быть может, слишком много для всего лишь двухвековой истории американского государства; наконец, неторопливость прохожих, южная лень и какая-то старомодность, как отличительная особенность Вашингтона.
Прохожие, водители, владельцы и пассажиры автомобилей преимущественно негры. Ведь больше половины населения столицы США, расположенной в южном округе Колумбия, — цветные!
Белых больше встретишь в центре, у правительственных зданий, департаментов, около Капитолия…
Стеклянный купол Капитолия, где заседают Конгресс и Сенат, возвышается над деревьями густого, аккуратно выметенного и подстриженного парка. По горячей асфальтовой аллее, заложив руки за спину, расправив атлетические плечи, быстрым шагом, словно гуляя, а не направляясь в свой офис — в Америке по делу люди идут не спеша, а вот гуляют обязательно “бегом” — шел молодой сенатор Майкл Никсон. Он был одним из двадцати трех прогрессивных сенаторов и недавно был избран на второй срок. Это был тот самый коммунист Майкл Никсон, которого вся страна знала как Рыжего Майка, прозванного так на знаменитом “рыжем процессе” в Дайтоне, где он разоблачил со скамьи подсудимых грязную антисоветскую кампанию против якобы агрессивного ледяного мола, строившегося в советских водах. По ложному обвинению, а по существу за это разоблачение Рыжего Майка присудили к смертной казни на электрическом стуле, от которого он избавился самым экстравагантным способом, сенсационно бежав с тюремного двора на геликоптере… Впоследствии он был оправдан и стал популярнейшим человеком Америки.
Молодой сенатор направлялся в свой офис, в две комнаты — для него и для секретаря, отведенные ему, как и всем остальным сенаторам, в угловом громоздком здании неподалеку от Капитолия, с которым оно соединялось маленьким сабвеем, подземным туннелем, позволявшим почтенным сенаторам в движущихся покойных креслах прибыть на заседание Сената.
