Герберт Уэллс - Первые люди на Луне
— Да, — сказал он, — действительно она из золота.
Отвлекшись лишь на минуту, он снова предался своим размышлениям. Я тоже сидел несколько времени молча, удивляясь тому обстоятельству, что сейчас лишь заметил, из какого драгоценного металла сделаны наши оковы. Это неожиданное открытие дало новое направление моим мыслям, которое унесло меня далеко, далеко. Я забыл, что недавно лишь спрашивал, какое у нас дело на луне. Я грезил о золоте…
Кавор первый прервал молчание.
— Мне кажется, — сказал он, — существуют два выхода из нашего положения.
— А именно?
— Либо мы можем попытаться проложить себе путь — пробиться силой, если понадобится — обратно наружу, на поверхность луны и продолжать поиски нашего шара до тех пор, пока мы не найдем его, или, пока стужа нескончаемой ночи не положит конца нашему существованию, либо…
Он остановился.
— Верно, продолжайте, — подстрекнул я его, хотя знал наперед, что он скажет.
— Либо мы могли бы попытаться еще раз установить добрые отношения и взаимное понимание с обитателями луны.
— Что касается меня, то я предпочитаю первый выход, как более благоразумный.
— Я сомневаюсь в этом.
— А я не сомневаюсь.
— Видите ли, — пояснил Кавор, — я не думаю, чтобы можно было судить о селенитах по тем экземплярам, которые нам пришлось видеть. Их центральный мир, их цивилизованные страны находятся там, далеко внизу, в более глубоких пещерах вокруг их моря. Эта область лунной коры, в которой мы пребываем, лишь глухое захолустье, это область пастбищ. Те селениты, которых мы видели, должно быть, лишь пастухи и машинисты. Употребление ими копий, по всей вероятности, для погони скота, недостаток воображения, какой они выказали, ожидая, что мы можем делать сплошь то же, что и они, их несомненная грубость — все, все, повидимому, указывает на их низкое социальное положение. Но если бы мы вынесли…
— Ни один из нас не в состоянии вынести длинного перехода по шестидюймовой перекладине через бездонную пропасть.
— Это верно, — сознался Кавор; но он пустился в новую сферу догадок. — Предположите, что мы заберемся в какой-нибудь уголок, где мы в состоянии будем отбиться от этого мужичья. Когда бы, например, мы могли бы продержаться на этой позиции с неделю или около того, то, вероятно, весть о нашем появлении мало-по-малу дошла бы и до более интеллигентных, более заселенных частей планеты…
— Если таковые существуют.
— Должны существовать; иначе откуда же взялись бы те грандиозные машины?
— Это возможно, но все же это оказалось бы худшим из двух шансов.
— Мы могли бы начертать надписи на стенах.
— А почем вы знаете, что их глаза увидят сделанные нами знаки?
— Ну, если мы вырежем их…
— Это возможно, конечно. — Мои мысли приняли другое направление. — Во всяком случае, — сказал я, — вы ведь не думаете, что эти селениты несравненно умнее людей?
— Они должны знать на много больше нас, чем мы, или, по крайней мере, знать много такого, чего мы не знаем.
— Да, но… — Я на минуту запнулся. — Думаю, вы вполне согласитесь со мною, Кавор, что вы человек исключительный.
— Как?
— Ну, вы… вы человек одинокий, то-есть были таким… Вы не женаты?
— Никогда не чувствовал к тому желания. Но почему вы заговорили об этом?
— И вы никогда не бывали богаче, чем в настоящее время?
— Никогда не имел и такого желания.
— Вы стремились лишь к знанию?
— Так что ж! Некоторое любопытство вполне естественно…
— Вы думаете? Вы думаете, что ум каждого человека жаждет познаний? Помню однажды, когда я спросил у вас, к чему вы делаете все эти изыскания, вы отвечали, что вам хотелось бы стать академиком, членом королевского общества, хотелось бы приготовить вещество, названное «каворитом», и тому подобное. Вы ведь отлично знаете, что занимались своими исследованиями вовсе не ради этого; но в то время мой вопрос захватил вас врасплох, и вы чувствовали, что надо указать какую-нибудь достаточно побудительную причину. На самом же деле вы производили все изыскания лишь потому, что это неодолимая потребность вашего ума.
— Может быть, и так…
— Но вряд ли найдется хоть один человек на миллион, который бы имел такую потребность. Большинство людей желает, разумеется, разных вещей, но лишь очень немногие жаждут знания ради знания. И я не из числа этих немногих. Селениты, видимо, подвижные, деятельные существа, но почему вы знаете, что даже самые интеллигентные из них заинтересуются нами или нашим миром? Не думаю, чтобы они даже подозревали о существовании нашего мира. Ведь они никогда не выходят по ночам на поверхность, — они замерзли бы, если бы вышли. Они, наверное, никогда не видели ни одного небесного светила, кроме ярко сияющего, жгучего солнца. Как они могут знать, что существует другой мир? Да и какое им дело до этого мира, хотя бы они даже знали о нем? А если им и случалось видеть мельком немногие звезды или даже прибывающий мало-по-малу серп земли, так что же из этого? Мыслимо ли, чтобы народ, обитающий внутри планеты, дал себе труд наблюдать такого рода вещи? Ведь и люди не делали бы подобных наблюдений, когда бы это не понадобилось для определения времени года и для мореплавания; на что же лунным-то жителям наблюдать эти явления?.. Ну, предположим, что здесь отыщется несколько философов, подобных вам. Так это окажутся как раз те селениты, которые никогда и не услышат о нашем существовании. Предположите сами, что какой-нибудь селенит спустился бы на землю в то время, как вы проживали в Лимпне; ведь вы оказались бы последним человеком в мире, до которого достиг бы слух об этом событии! Вы никогда же не читаете газет. Итак, видите, все шансы против вас. А ради взвешивания этих шансов мы сидим тут, сложа руки, меж тем как драгоценное время уходит. Говорю вам, мы влопались в очень скверное положение. Мы явились сюда безоружными, мы потеряли наш шар, мы не добыли себе пищи; мы показались селенитам и дали им повод считать нас какими-то диковинными, сильными и опасными зверями; так если эти селениты не совсем глупы, они будут гоняться за нами, пока нас не найдут, а когда найдут, попробуют поймать нас, и поймают, если смогут, а коли им не удастся забрать нас живьем, то убьют, и конец всему делу! Поймав нас, они тоже, вероятно, убьют нас по какому-нибудь недоразумению. Ну, а когда мы погибнем, они может быть, потолкуют о нас между собою, но нам от этого не будет легче…
— Продолжайте!
— С другой стороны, золото здесь, повидимому, такой же обыкновенный металл, как у нас на земле чугун. Если бы нам удалось захватить его с собой некоторую толику желтенького металла, да разыскать наш шар, прежде чем «лунари» на него натолкнутся, да вернуться себе во-свояси, тогда…
