Кир Булычев - Операция «Гадюка»
Дверь в подвал была отперта и приоткрыта.
Пройдя через служебные помещения, ничем не выдававшие специфики этого подземелья, мы оказались в лаборатории.
Лаборатория была умеренно запущена.
В шкафу висели защитные комбинезоны.
Во мне росла тревога.
— Все неладно, — сказал я.
— Тогда быстро одеваемся, — предложил генерал.
Он снял с креплений самый большой комбинезон и влез в него. Я последовал его примеру. Но закрывать забрало шлема не стал.
— Бахилы надевать? — спросил я.
— Обязательно.
Мы потеряли еще минуту. Тревога во мне все росла, даже под ложечкой дергалась тоска.
— Скорее, — попросил я дядю Мишу.
— Сэкономишь минуту — потеряешь жизнь. — Он почти не шутил.
Мы пошли дальше.
К счастью, все двери на нашем пути были открыты.
Даже дверь в хранилище — достаточно скромное помещение с массивными стеллажами, на которых лежали различного вида баллоны. Самые большие, похожие на сардельки почти метровой длины, лежали на нижней полке. Одно место пустовало. Может быть, оно всегда пустовало, а может быть, именно этот баллон они и взяли.
Из хранилища двери вели дальше. В одну мы вошли, другая была закрыта. Дядя Миша потрогал рукоять двери — ничего не вышло. Он постучал в дверь.
И когда я уже хотел сказать, что он зря тратит время, изнутри послышался стук.
Нам ответили.
Дядя Миша склонил голову набок, будто надеялся прочесть в стуке азбуку Морзе.
Ничего не прочел, но вдруг спросил меня:
— Эта девушка… она пошла к станции?
— Наверное, к автобусной остановке.
— Ты ничего не почувствовал?
— Ровным счетом ничего, кроме возбужденных чувств.
— Дураки, — сказал дядя Миша. — Надо ее задержать.
Изнутри стучали. Даже молотили в дверь.
На двери было колесо, как в подводной лодке.
Я попробовал его, штурвал начал поворачиваться.
— А теперь погоди, — велел дядя Миша.
Он быстро прошел назад, закрыл дверь в лабораторию.
— Не надо рисковать, — сказал он. — Ты чего перчатки не надел? Они в верхнем кармане костюма. И забрало опусти.
Пока я надевал перчатки, он несколько раз повернул колесо.
От его напора дверь отворилась.
В отворившуюся дверь ввалился пожилой человек с бородкой клинышком. Как дедушка Калинин.
Он попытался сбить нас с ног и убежать.
— Погодите, — сказал ему дядя Миша. — Всему свое время.
Я окинул взглядом относительно небольшой подвал, в углу которого пол уходил полого вниз, к крупной решетке — метр на метр. На решетке лежал баллон красного цвета. На боку его было отверстие, и из него выливалась на прутья решетки маслянистая коричневая жидкость, похожая на плохого качества олифу.
Возле баллона, сложив на груди руки и не обращая на нас внимания, стоял человек в защитном, как у нас, комбинезоне, словно Наполеон, наблюдающий с холма за битвой при Ватерлоо.
Наконец, третьим человеком там оказался Егор.
Он стоял, прижавшись спиной к стене. Егор был напуган, но старался не подавать виду, как человек, услышавший плохой диагноз, но помнящий, что на него смотрит хорошенькая медсестра.
Болт, которым завинчивалось отверстие в баллоне, валялся на полу.
Первым делом дядя Миша подобрал болт и завинтил отверстие, прервав поток жидкости.
— Поздно, — сказал человек в комбинезоне. — Все уже свершилось.
— И что же свершилось? — спросил дядя Миша.
— Земля погибла.
— Сомневаюсь, — сказал дядя Миша, — и это ваше заявление требует проверки.
Затем дядя Миша обернулся к Егору и сказал:
— А ты чего здесь стоишь, студент?
— А что?
Егору хотелось кинуться ко мне в объятия, я всей шкурой это чувствовал, но он понимал, что положение настолько серьезно, что пока лучше постоять на месте.
— Немедленно выходи в лабораторию.
— В лабораторию?
— В следующее помещение.
Егор послушно вышел из моечной.
— Вы кто? — спросил дядя Миша у человека в комбинезоне.
— А вы?
— Его фамилия Лядов, — сказал из лаборатории Егор. — Он здесь раньше работал. Он убил коменданта.
— Ах, чепуха, — ответил Лядов. — Я фантом в мире мертвецов. Я не существую. Вы, кажется, тоже.
— Ваша гадость испаряется? — спросил дядя Миша.
— Мой тигренок слабо испаряется, но концентрация его в комнате такая, что вы все существуете в облаке. В смертельном облаке.
— Он не врет, — сказал я. — Эта штука испаряется.
— Почему все они живы? — спросил генерал.
— Потому что они помрут через шесть часов. Включая эту сучку.
— Кого?
— Убийцу, которую притащил с собой этот мальчик, — сказал Лядов. — Вашу агентшу.
— Ну да, конечно, — послушно согласился дядя Миша, к моему вящему удивлению.
— Если я до нее доберусь, — продолжал Лядов, — я ей покажу.
— Куда ведет слив? — спросил дядя Миша.
— Прямо в речку, — сообщил Лядов.
Он вел себя как террорист, выполнивший долг — убивший премьера.
— Не врет, — сказал я.
Вдруг Лядова прорвало:
— Да скажите вы вашему детектору на кривых ножках, что я никогда не вру!
Почему он решил, что у меня кривые ноги, — ума не приложу, никогда раньше меня в этом не подозревали.
— А теперь, — сказал дядя Миша, — все покидают это помещение. Я повторяю: все!
И тут я не отказал себе в удовольствии.
Я схватил Лядова за рукав и потащил к выходу. Он вяло сопротивлялся и заработал от меня подзатыльник, что, конечно, не так чувствительно, если у тебя на голове пластиковый шлем, но всегда обидно.
Дядя Миша закрыл дверь, повернул колесо.
Меня смущало его спокойствие. Словно Земля сейчас не была на пороге гибели.
Где-то щелкают часы — на экране появляются красные цифры: до взрыва шесть минут, до взрыва пять минут сорок секунд…
— А этого зовут Майоранский, — сказал Егор, который поджидал нас в лаборатории. — Это страшный убийца, хуже любого Менгеле, хуже Гитлера. Он испытывал смертельные яды на живых советских людях.
— Я выполнял долг, я боролся с мировым империализмом…
— Ага, — согласился дядя Миша. — Такие опаснее всего.
Лядов спросил:
— А где эта баба?
— Поймаем, — спокойно ответил дядя Миша.
— Я ничего не понимаю, — сказал Егор. — Это же Верка-снайпер.
