Питер Морвуд - Иван-Царевич
Еще час с гаком пролетел, покуда не нашел Иван того, что искал,потрепанного свитка с вычерченной картою. Видать, чертил ее такой же умелец в своем деле, как он в колдовстве, а может, сия карта не для чужих глаз, а так, для памяти, и главные сведенья чертивший в голове хранил. А головы той уж на свете нет, потому надписи сделаны той же рукою, что и на прочих пергаментах. Руку Марьюшкина отца Иван уже умел распознавать.
Глупо было надеяться, что кто-то прочертит для него весь путь к логову Кощея Бессмертного, но, сравнив набросок с настоящими картами, понял Иван, что верна его догадка. Конечно, там не было черным по белому написано: "Здесь живет Кощей Бессмертный",- к тому ж по каким-то своим резонам писал отец Марьи Моревны варяжскими рунами. Но там и сям примечал глаз Ивана странные значки, тогда как на других картах ничего примечательного в тех местах не было.
Хватит с него и такой указки - поехал же он в гости к сестрицам, не имея ни карт, ни столь веской причины. Зятья бы сейчас весьма ему помогли, однако рассчитывать на то, что палаты их на закате там же окажутся, где и на рассвете, все одно что полагаться на слово Кощея Бессмертного. Потому решил Иван-царевич времени даром не терять, а закатал все карты в свиток и отправился из библиотеки прямо на конюшню.
Жилище чернокнижника признал Иван с первого погляду. Не палаты, а крепость с зубчатыми стенами, выстроенная на холме средь густого леса. Окрест, куда ни глянь, запустенье царит - кому по нраву эдакое соседство, в здравом уме человек и близко к проклятому месту не подойдет!
А сам-то он в своем ли уме?..
Да, Иван и не загадывал, что так легко отыщет цель своих скитаний. Помогли ему в том старые карты, а еще более чутье. То самое чутье, что некогда привело его прямо к палатам зятьев, невзирая на великую способность их к перемещениям. Но подъехать незамеченным к злодейской берлоге - это уж было превыше всех ожиданий, такое лишь святой простоте под силу.
Прислонился он к дереву и подумал было лечь наземь да ползком ползти, ведь Кощеева крепость так и пялится на него зловещим своим оком. Вот вроде и хоронится он в глухой чащобе, а ровно на ладони. Другой бы на месте чернокнижника, напротив, лес-то расчистил на сто саженей окрест, а этот, вишь, понимает свою неуязвимость, знает, что ни у кого не хватит ни дерзости, ни глупости приблизиться к его жилищу. Иван потрепал по морде верного коня и с усмешкой подумал, за какого он скорей сойдет - за дерзкого иль за глупого.
Полчаса минуло, покамест недвижно стоял он под соснами, вдыхая смолистый их аромат. За это время успел мысленно обшарить все закоулки Кощеевых покоев и так устал от трудов праведных, ровно семь верст на карачках прополз. Но даром труды не пропали: он с точностью удостоверился, что в крепости никого нет, кроме его полоненной жены. Может, Кощей и бессмертный, но жилище его, не в пример хозяину, будто вымерло. Не блестят клинки часовых на бастионах, не выезжает никто из черных ворот, птица и та не пролетит над мрачным логовом.
Добрый знак, подумал Иван, однако же странно.
Дневной свет стал сумеречным, а он все мешкал, все глядел, как неспешно тянутся за солнцем длинные тени.
План был прост: пробраться в крепость под прикрытием тьмы, перескочить чрез высокую ограду и спасти свою Марью Моревну.
Ежели не спасет - грош ему цена!
Копыта Бурки слишком звонко цокали по мощеному подворью, хоть и обмотал он их лоскутами от трех разорванных рубах. Так громко, что впору оглохнуть. Небось меньше было б шуму, зачни он колотить палицею в крепостные ворота. А палица-то в руке, и перевязи меча с шашкою ослабил он на всяк случай. Не худо б еще стрелу в лук заправить, да руки заняты.
Конь беспокойно всхрапывал, прядал ушами и закатывал глаза под лоб нет-нет да и сверкнут белки в свете тонкого месяца. Как не посочувствовать Бурке, когда у него у самого со страху зуб на зуб не попадает?.. Может, не такой уж он трус, коль хватило ему смелости в этом себе признаться, да что толку?..
Воистину обитель Кощеева навела бы страх на храбрейшего из витязей. Добро бы просто грозен был вид этой крепости, так нет - веяло от нее невиданной доселе злобою.
Черными великанами нависли над ним купола. Шпили, точно когтистые пальцы, к звездам тянутся, дабы сграбастать их наперекор самому Создателю. Черные окна, подсвеченные коварным блеском месяца, походят на пустые глазницы черепа. Полукруглые арки чудятся зияющими провалами ртов, застывших в крике, а решетки, коими они забраны, вызывают в памяти оскаленные зубы убиенных татар, что предстали ему не далее как три месяца назад на поле битвы. Живое олицетворенье смерти, как ни странно это звучит, подумал Иван, а вслух вымолвил:
- Нет никого, и слава Богу.
Нет, он не дошел еще до того, чтоб самому с собой разговаривать, просто человечья речь должна была успокоить Бурку. Впрочем, хозяин его не меньше нуждался в успокоении. Больно уж легко дался ему сей подвиг, ежели, конечно, он состоится...
Опасливо прокрался он по гладким, словно врытые в землю черепа, камням и соскользнул с седла. Кабы не цокот копыт, стояла б на подворье тишь, как в моги...
- Нет, нет, Боже избави!..- задушил свою мысль Иван-царевич.
Недаром говорил ему Ворон: "Не буди лихо, пока оно тихо". Кто знает, не разбудил ли он уже это лихо?.. Сколь раз ему пришлось каяться в своей глупости, не худо бы впредь и поостеречься.
Но благие намеренья развеялись как дым, едва увидал он на пороге Марью Моревну с фонарем - выглянула, сердешная, проверить, что там за шум. Тут уж всю Иванову мудрость как рукой сняло. Рванулся он через двор, дабы заключить жену в объятья, назвать всеми на свете ласковыми именами, и услышал нежный ее голосок:
- Ох, Ваня, что ж ты слово-то свое нарушил? Отпрянул царевич от укора горького, ровно по щеке она его хлестнула, а нежности в голоске ее и вовсе не было, аккурат он годился одергивать ратников, что плохо держат строй. Развел Иван руками, открыл было рот, да не шли с языка оправданья. Коль не лгать, оправдываться ему нечем, а солгать ей в такой миг - лучше язык себе вырвать.
- Виноват, Марья Моревна, прости,-тихо проронил он.- Повинную голову меч не сечет. Но простишь аль нет, в этом поганом месте нипочем тебя не оставлю.
Марья Моревна поглядела на мужа, не зная, смеяться ей иль плакать. Но не заплакала и не засмеялась, лишь молча подала ему руку, и подсадил он ее в седло коня, а сам позади вспрыгнул. Долго они ехали, ни слова не проронив, а когда Марья Моревна вновь заговорила, в голосе ее проснулась былая нежность:
- Хоть ты Иван-дурак, но не сменяю я тебя на Мудрейшего из Царевичей всея Руси.
Глава седьмая. О ТОМ, КАК ИВАН-ЦАРЕВИЧ СПАС МАРЬЮ МОРЕВНУ ОТ КОЩЕЯ БЕССМЕРТНОГО И КАК ТОТ ВЫРАЗИЛ СВОЕ НЕУДОВОЛЬСТВИЕ.
