Кшиштоф Борунь - Грань бессмертия (сборник)
— Я постараюсь убедить сеньору де Лима остаться… В данный момент ее интересует только сын. Возможно, она увидит его и успокоится.
— Завтра я возьму их с собой в столицу. Я выеду в семь утра! Правда, по пути мне надо будет уладить кое-какие дела, но к обеду они оба будут дома. Вы же должны остаться здесь до одиннадцати. Ты, Эст, конечно, принимаешь мои условия? — обратился он к Альберди.
— В семь пятнадцать у меня служба.
— Значит, ты возвращаешься домой.
— Я хочу знать, что стало с Хозе.
Боннар развел руками.
— Прости, Эст…
— Хорошо! — с трудом сказал Альберди. — Принимаю твои условия. Только мне придется съездить в Пунто и предупредить ризничего. Но ты скажешь мне, что с Хозе.
Суровое, непроницаемое лицо ученого на мгновение осветилось улыбкой.
— Через минуту ты сможешь с ним поговорить сам, — сказал он медленно, каким-то особенно торжественным тоном, не вяжущимся с его прежней сухой деловитостью.
Альберди был поражен его словами, а у меня перед глазами встала картина раскрытого гроба.
— Вы потеряли монополию на бессмертие! — гортанно рассмеялся Боннар. — Придется тебе с этим примириться, Эст.
— Не понимаю…
— И не знаю, захочешь ли понять… до конца.
— Говори! — священник настойчиво смотрел в лицо ученого, словно хотел прочесть по нему всю правду.
Но Боннар не торопился. Он подошел к столу и вынул из ящика листок бумаги.
— Напиши ризничему записку. Завтра я выеду на полчаса раньше, а Марио отдаст ему ее по пути. Так будет безопаснее.
— Ты мне не веришь? — огорченно спросил Альберди.
— Слушай, — фыркнул ученый. — Не в тебе дело. Зачем да Сильве знать раньше времени…
— Делай, как считаешь нужным.
Альберди сел за стол и начал писать.
— Из того, что вы сказали, профессор, следует, что Хозе Браго жив, — прервал я наступившее молчание.
— В некотором смысле…
— И с ним можно поговорить?
— Пожалуйста, вот интерком.
Боннар подошел к столику и положил руку на небольшой ящичек, снабженный несколькими переключателями.
Альберди поднял голову от недоконченного письма.
— Так Хозе не умер? — тихо спросил он. — А те останки?.. Неужели Гомец ошибся?
— Гомец отличный специалист и он не ошибся. Это был труп Хозе Браго. И если мы условимся называть смертью прекращение физиологических функций тела, то должны будем признать, что Хозе действительно умер шесть лет назад. Но ведь ты, Эст, специалист по душам и упорно доказываешь, что они могут жить без тела. Так чему же ты удивляешься? — насмешливая улыбка не сходила с лица Боннара.
— Так это… душа Хозе? — прошептал Альберди, а я почувствовал, как мурашки забегали у меня по спине.
— В некотором смысле, да. Это душа Хозе Браго и, теоретически, душа бессмертия. Помнишь, Эст, как мы вчетвером с Хозе и Томом Миллером когда-то рассуждали о бессмертии? Вот твое бессмертие: душа Хозе отделена от ее бренной телесной оболочки… Тело уже превратилось в прах, а душа продолжает существовать, и такое существование может длиться бесконечно.
По выражению лица Альберди можно было следить за тем, как в нем борются недоверие с желанием, чтобы то, что он услышал, оказалось правдой, а любопытство — со страхом перед непредвидимыми последствиями человеческой смелости.
— Что ты сделал? — наконец с трудом спрозил он.
— Высвободил из тела душу Хозе. Но шутки в сторону… На этом деле ни ты, ни богословы не разживетесь. Эксперимент носит сугубо научный характер. Мы перенесли запись личности Хозе Браго с естественной нервной сети на искусственную. Если мы поставим знак равенства между понятиями «душа» и «личность» — душа Хозе была нами перенесена из одной системы в другую. Правда, понятие «личность» не совсем точно, но, думаю, вам ясно, о чем идет речь. «Душа» — еще более туманное понятие, но тем не менее теологи отлично с нею управляются уже более двух тысячелетий…
Наступило молчание. Я раздумывал над словами профессора, но как-то не очень улавливал их смысл.
— Так вы поместили мозг Браго в какой-то аппарат, — начал я, вспоминая то, на что намекал да Сильва.
— Нет! Мы перенесли не мозг, а запись индивидуальности, содержавшуюся в его физической и химической структуре. Попытаюсь объяснить популярнее, хотя это не так просто. Прежде всего, знаете ли вы, какие функции выполняют полушария мозга?
— Более или менее…
— Думаю, скорее менее, чем более. Впрочем, пусть это вас не беспокоит. В конце концов, вы — адвокат, а множество вопросов в этой области до сих пор еще остается загадкой даже для физиологов. Мы находимся как бы в положении того врача-практика, жившего сто или больше лет назад, который ухитрялся лечить, и даже неплохо, абсолютно не зная, что он лечит…
Боннар остановился у окна и задумался.
— Я отклонился, — сказал он немного погодя, словно оправдываясь. — Да. Так каковы же функции головного мозга? Разумеется, я имею в виду не все функции — их очень много, — а лишь те, которые представляют собой, как бы это сказать, не обижая твоих чувств, Эст, материальную основу психической жизни. С этой точки зрения наиболее важным свойством мозга является способность обучаться, запоминать реакции на различные раздражения, или, точнее, формировать условные рефлексы. Не вникая в тонкость механизма памяти, скажу только, что он основывается на таких изменениях в структуре мозга, которые закрепляют связи между различными повторяющимися внешними раздражениями. Не стану читать вам лекций по физиологии высшей нервной деятельности. Речь идет о сути явления. В структуре мозга постепенно накапливается и закрепляется опыт, происходит как бы запись информации о внешнем мире. Эта запись представляет собою комплекс сравнительно постоянных реакций на определенные раздражения: человек стремится к повторению одних раздражений и избегает других. А комплекс психических свойств — это ведь и есть личность.
— Ты вульгаризируешь! — недовольно вставил Альберди.
— Я тебя понимаю, но в этой примитивной модели еще нет места мышлению, а тем более сознанию. Можно, пожалуй, сказать, что мысли галопируют здесь по цепочкам связей без всякого контроля. Но на определенной ступени развития этот контроль становится неизбежным следствием процессов приспособления. Проявлением этого контроля является информация о потоках информации, проходящих через мозг, о возникающих связях, о самих процессах сочетаний, словом — мышление о мышлении. Тебе это ни о чем не напоминает, Эст? Cogito, ergo sum.[1]
— Опять вульгаризируешь… Скажи, наконец, к чему ты клонишь?
