Яков Кальницкий - Конец подземного города
Солнцев вышел из кабины с небольшим легким ящиком, поставил его посредине площадки и стал вынимать одну диковинную деталь за другой. Ловко пользуясь особыми затворами, он соединял эти детали, и вскоре перед кабиной появилась металлическая стрекоза, с хрупким на вид, членистым телом, с огромной прозрачной головой и ажурными крыльями. Стрекоза эта опиралась на две лапки-сошки. Сверяясь с таблицами и секстантом, Лев нацелил аппарат на солнце.
- На Москву, - сказал он, улыбаясь. - Прилетишь, Надя, прямо к нам во двор.
Надя надела маску, укрепила на спине кислородный аппарат. Солнцев вставил в приемник машины баллон с зарядом электронита.
- Можно лететь! - скомандовал он. - Счастливого пути, Надюша!
Лев обнял жену, захлопнул за ней дверцу прозрачной кабины. Надя махнула рукой, нажала педаль... Стрекоза неожиданно взмыла ввысь - и исчезла. Только космы замерзшего пара извивались высоко в небе...
Солнцев перевел бинокль влево и пробормотал:
- Вот они.
Приближалась толпа. В бинокль можно было разглядеть знакомые лица монийских бандитов.
- Лев Леонидович, разрешите мне пойти навстречу. Не надо, чтобы здесь. Пусть они не знают, что мы спаслись. Я один...
- А, пожалуй, Гарри прав, - сказал Иринин. - Раз он так уверен в себе, пусть встретит их подальше от нас. Они и не догадаются, что пойманы на месте преступления. - Он протянул Льву резиновую чашу. - Вот присос для миниатюрного патрона с очень сильным взрывчатым веществом. Я его снял с обломка "Светолета". Этим они и взорвали его.
- Значит, все в порядке! - радостно воскликнул Гарри. - Я могу идти.
- Идите, Гарри, - сказал Лев, - но помните: без убитых. Передали по радио - девятнадцать, так девятнадцать и должно быть.
Рыбников на всякий случай приготовил свое оружие.
Увидев Гарри, молодчики сначала остановились, потом разделились на три группы: одна продолжала двигаться вперед, будто не заметив Гарри, другая повернула вправо, третья - влево. Они хотели окружить первую свою жертву по всем правилам разбойничьей тактики.
Гарри тоже притворился, что никого не видит. Он шел открыто, напрямик, как человек, занятый каким-то важным делом. Бандиты, прячась за льдины, перебегали от одного укрытия к другому. Группы, отправившиеся на окружение, вскоре показались у Гарри в тылу. Теперь они торопливо шли во весь рост.
Пятеро бандитов преградили путь Гарри. Он стоял перед ними неподвижно, а они замахивались на него, толкали...
Лев не понимал, почему Гарри медлит. Ведь бить по отдельным группам легче, чем всех вместе. Чего же он не начинает?
Но у Гарри был свой план. Убивать нельзя - значит, пускать в ход кулаки тоже нельзя. А без кулаков остается джиу-джитсу, которому его обучили в армии. Вот почему, изобразив растерянность, он дал схватить себя сзади. Но едва хищные руки потянулись к его горлу, схватили его подмышками, вцепились сзади в пояс, - Гарри прижал руки к бокам с такой силой, что никто из бандитов не мог вырваться. Рывок всем телом в одну сторону, в другую - и нападавшие взвыли от боли.
Подоспевшие бандиты навалились на Гарри скопом.
- Упал! - крикнул Рыбников и рванулся на помощь.
Но Лев удержал его:
- Не надо. Это тоже прием.
Вдруг из клубка тел вылетел, как снаряд, один бандит, за ним другой, третий...
- Что твоя катапульта, - сказал Рыбников.
- Это он их ногами, - объяснил Лев. - Великолепный прием! Слабый человек этим способом может разбросать полдесятка сильных. Что же говорить о Гарри? Ведь у него руки и ноги как стальные.
Избитые бандиты бежали, пятились, расползались - кто как мог. Гарри поддавал им жару пинками.
- Великолепное зрелище! - Рыбников притоптывал ногой в такт каждому движению Гарри.
Даже сдержанный Иринин - и тот не мог удержаться от восклицания:
- Так их! Так! - Тонкие руки профессора невольно сжимались в кулаки.
Солнцев улыбался.
- У Гарри не только огромная сила, но и техника великолепная. Молодчина Гарри!
Когда над гребнем тороса мелькнула последняя пара пяток, Гарри погрозил им вслед кулаком и возвратился к друзьям.
- Я с ними сначала играл в волейбол, потом в футбол. Счет девятнадцать ноль в нашу пользу.
Эскимосы подбирают неизвестного
Солнце снова взбирается по небосклону. Но недавно буйствовавшие потоки пока чуть журчат. Ледяные глыбы, еще час тому назад долбившие берег, преграждавшие путь новорожденным айсбергам, пока неподвижны.
- Ньга-ньга! Чох-чох! Ээхэоу!
Высунув язык, разбрызгивая слюну, бегут лохматые псы. Прыгают легкие сани, скрипят груженые. Хомеунги-Умка-Наяньги - опытный вождь. Он пользуется ночным холодом, чтобы продвинуться еще на десяток километров вперед. Там - промысел, там - охота. И по-прежнему Ченьги-Ченьги наваливается упругой грудью на корму кожаного каяка, а с уклона скользит на санях. Хомеунги не без гордости оглядывается на нее, и всякий раз когда глаза его останавливаются на коренастой фигуре молодой женщины, великий вождь племени медведей-воинов вздыхает.
Собаки внезапно остановились, метнулись в сторону, потом заскулили и, поджав хвосты, сели на снег. Лишь вожак Нумка не издал ни звука.
Хомеунги вскочил и погладил вожака:
- О Нумка, мудрейший из псов! Недаром в тебя вселился дух Горенги...
Не останови Нумка упряжки, разбился бы Хомеунги вдребезги: перед ним был обрыв, а далеко внизу - покрытый льдами океан. На самом краю обрыва Нумка задержал собак.
Хомеунги-Умка-Наяньги обернулся:
- Стойте! - закричал он, тряся руками над головой. - Стойте!
Племя столпилось вокруг вождя.
- Всем объявляю, - торжественно произнес Хомеунги-Умка-Наяньги, - из первой же добычи Нумка получит мозги и горячую кровь! Ему вы обязаны спасением моей жизни! Поглядите, какой обрыв!
Ченьги-Ченьги вытащила из-за пазухи красную тряпицу и повязала ею Нумке голову. Симху-Упач сказал:
- Надо возблагодарить доброго духа Горенги, поселившегося в сердце Нумки, за то, что он бодрствуя охраняет наш путь!
И шаман запел: Великий отец племени!
Ты не ушел от нас совсем.
Мертвое тело твое отдыхает,
но живой дух твой
в теле пса
племя свое охраняет...
- Племя свое охраняет, - однотонно подхватили мужчины.
- А теперь, - сказал Хомеунги, - нужно двигаться дальше. Не то батюшка-солнце опять растопит снег. Шаман, ты хвастаешься открытыми глазами. Скажи, не видят ли твои глаза спуска к морю?
Симху-Упач долго осматривал обрыв. Никто не заметил довольной улыбки, мелькнувшей на его лице. Потом шаман зажмурил глаза, достал из-за пазухи связку медвежьих клыков, завертел ею над головой и стал кружиться все быстрей и быстрей. На губах у него выступила пена. Вдруг он крикнул:
- Вижу! - и свалился почти замертво.
