Владимир Михайлов - Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим
Человека из леса можно было своей властью осудить и послать на работу туда, где в Горячих песках люди воздвигали высокие башни и зачем-то развешивали между ними медные веревки. Там он работал бы, как и все, это не было каторгой, однако работать там приходилось столько, что нарушать Уровень просто не оставалось времени. Но можно было и отослать Шувалова вместе с его вещами в столицу, чтобы судьбу его решили сами Хранители Уровня. В том и другом были свои привлекательные и свои непривлекательные стороны. Если наказать его самому, то могло получиться, что, получив странные вещи, Хранители захотят увидеть и преступника — что ни говори, а все дело выглядело не очень-то обычным. Если человек окажется уже в Горячих песках, то Хранителям придется ждать слишком долго — и как бы это не обернулось против самого судьи. Значит, отправлять незнакомца строить башни вроде бы не следовало. Однако, с другой стороны, если он, судья, сразу отошлет преступника вместе с его пожитками в столицу, там могут сказать: неужели судья сам не мог разобраться в том, какое наказание полагается за такое нарушение закона?
И еще — та угроза, о которой говорил схваченный. Может быть, в этом кроется что-то серьезное, а может быть, и нет: просто плохо воспитан, вот и угрожает. Опять-таки спросят: кого ты к нам шлешь?
И вот выходило, что самое лучшее, как ни прикидывай — это засунуть незнакомца к докторам, а тех предупредить, чтобы безо всякой спешки, тщательно проверили бы: спятил он или нет. Вещи его будут без промедления отосланы в столицу. Если оттуда потребуют преступника, то сделайте одолжение: вот он! Взять из больницы и отправить. А если просто поинтересуются — что там с задержанным, — очень просто ответить: находится у врачей на проверке, как только она закончится — сразу поступим по всей строгости закона. Нет, мудро это было сделано, просто-таки мудро.
Пусть поживет у врачей недельку-другую. Иной раз можно будет и заглянуть к нему: вдруг сболтнет что-нибудь интересное. Судья тоже человек и не лишен любопытства. Интересно все же: как ухитряются люди жить там, в лесу?
А тем временем как раз станет ясно, как с ним поступить. Неделя-другая — не срок. Спешить некуда. Жизнь долга.
Судья вытер лоб. Устал. И то — такие каверзы жизнь подсовывает не каждый день. Вообще-то жизнь тут спокойная. Вот день прошел, и — домой. Вещички эти — под замок. И так не возьмет никто, но таков порядок: все, что касается суда, полагается держать под замком. Таков закон. А закон надо исполнять.
Судья осторожно поднял одежду. Легкая, ничего не весит. Руке от нее тепло. И вроде бы чуть покалывает. Чего только не придумают люди. А зачем, спрашивается? И без того хорошо.
Он спрятал одежду и все остальное в тумбу стола, замкнул. Выглянул из окна. Люди выходили из домов, шли к черным ящикам: глядеть на солнце. Ему-то, судье, не нужно: он вышел из этих лет. А два года назад еще смотрел. Когда был помоложе. Сейчас силы не те.
Ну, все, вроде?
Судья совсем собрался уходить. И как назло принесло гонца из столицы. Ввалился, весь в пыли. Протянул пакет.
Судья прочитал. Поморщился недовольно.
К чему бы это? Завтра с утра каждого десятого — в лес? Туда, где бывать запрещено? С лопатами и с оружием. Что надо делать — укажут там, на месте.
Судья рассердился. Полоть надо, а тут — каждого десятого. Но вслух сказал гонцу лишь:
— Скажешь — вручил. Иди — поешь, отдохни.
И сам двинулся обходить дома, оповещать насчет завтрашнего утра.
* * *Солдаты чаще всего оказываются плохими дипломатами. Рыцаря утешало лишь то, что и ученые, как правило, не выделялись особыми талантами в этой области. Во всяком случае, в его эпоху.
Аверова он встретил торжественно, ни один специалист по дипломатическому протоколу не смог бы придраться. На столе дымился кофе. Рыцарь внимательно посмотрел в глаза Аверова и остался доволен.
— Итак, доктор, назначенный срок прошел, но наши не вернулись. Надеюсь, конечно, что мы еще увидим их живыми и здоровыми. Но до тех пор мы будем вынуждены по-прежнему нести бремя руководства.
Аверов кивнул.
— Прошу простить меня, но я — воин и буду говорить с присущей солдатам откровенностью. Времени у нас мало, и оно не позволяет нам бродить вокруг да около. Надо не только решить, что делать, но и немедленно перейти к этим действиям. Вы согласны?
Аверов не сразу ответил:
— Да.
Уве-Йорген владел разговором. Он формулировал вопросы, и собеседнику оставалось лишь отвечать. А ответ в немалой степени зависит от того, как поставлен вопрос, в какие слова он облечен. Это пилот знал, это он и использовал. Аверову оставались лишь немногословные ответы. Наедине с собой он уже пережил все, понимал, к чему неизбежно приведет разговор, и был лишь благодарен пилоту за то, что не он, Аверов, а Рыцарь говорит все грозное и страшное, ему же оставалось лишь соглашаться.
— Мы с вами уже пришли к выводу, что эвакуация местного населения практически невозможна и размышления о его судьбе не должны более влиять на наши действия.
Тут была возможность возразить, и Аверов ухватился за нее:
— Обождите, Уве-Йорген. Мы с вами судим, исходя из того, что известно нам. Но вовсе не исключено, что наши коллеги, возвратившись, привезут какую-то информацию, которая заставит нас в корне пересмотреть…
— Если они вернутся.
— А если не вернутся, — вдруг, неожиданно для самого себя, крикнул Аверов, — то надо их найти! Или вы, пилот, собираетесь бросить друзей на произвол судьбы? Вот этого я уж никак не позволю!
Рыцарь после паузы промолвил:
— А звезда что — раздумала взрываться?
— Нет, разумеется. И тем не менее…
— Что же изменилось, доктор?
— Ну неужели вы… Какое жуткое хладнокровие, пилот! И вы можете быть так спокойны?
Рыцарь невесело усмехнулся.
— Я привык терять товарищей, доктор. К сожалению…
— О, эти ваши безжалостные времена! Но я не желаю привыкать к таким вещам!
— Мы тоже не желали — нас не спрашивали. Но не станем спорить об отвлеченных материях. У вас есть план, как их найти?
— Лететь к планете на большом катере.
— И кто же полетит?
— То есть как — кто?
— Если бы речь шла только о наших товарищах, я и не подумал бы возражать вам. Но если мы начнем поиски сейчас — сколько они продлятся? Где гарантия, что мы не потеряем и других? Но кто же тогда погасит звезду и спасет Землю? Кто спасет ваше человечество? Не забудьте: моя Земля давно кончилась, мы — как те кистеперые рыбы, что нечаянно дожили до поздних времен, хотя все их родичи давно превратились в лучшем случае в окаменелости. Это ваш мир, доктор. И вы должны понять, что важнее: миллиарды — там или двое наших друзей — здесь? Что говорят вам ваши представления о гуманности?
