Н Шитова - Уникум
- Что волком смотришь? Пытаешься характер показать? Так его у тебя нет и никогда не было...
Егор почувствовал, что начинает звереть. Родион равнодушно взглянул ему в лицо и уточнил:
- Ты обиделся?
- А что, не имею права?
- Пра-аво? - удивился Родион. - Права - дело святое, прав твоих никто не отнимает. Но есть еще и привилегии, Страж... Так вот, обижаться - это моя привилегия. Моя.
- Ах, даже так?
- Именно, - холодно подтвердил Родион. - А теперь давай-ка, хватай свой пылесос под мышку и вперед к своим кастрюлям... Если что-то не устраивает, увольняю без проволочек...
Егор вышел в коридор и в сердцах саданул дверью так, что сверху ему под ноги шлепнулся маленький кусочек гипсовой лепнины. Торопливо запихав пылесос в кладовку, он отправился к себе. Писать заявление об уходе.
Глава 10. Незадавшийся вечер.
Грома аплодисментов было не слыхать. Обычное дело. Все это вовсе не означало, что зал остался равнодушным к выкрутасам Родиона. В этом зале была странная акустика: реакции зрителей глушились где-то на подступах к сцене. Возможно, самая обожаемая звезда эстрады ушла бы разочарованной, не услышав привычной истерики фанатов.
Родион был безразличен к силе и продолжительности восторгов публики. Как всегда он творил с привычным и желанным ему злым удовольствием...
Родион чувствовал, что зал взбудоражен. Напряженная растерянность стала плавно нарастать с самого начала выступления, так что, возможно, кто-то и забыл в конце похлопать, не вполне еще осознав и переварив увиденное, но беды в этом не было.
В конце концов, разве можно остаться равнодушным к действительно необъяснимому? Это вам не голографические штучки знаменитого заморского мага. Пусть Родиона в отличие от его американского коллеги не сопровождает по жизни блондинка-суперманекенщица, пусть Родион не покушается на похищение Александрийской колонны на глазах у тысяч изумленных зрителей... Зато для его трюков не нужна заумная техника. Нужно только немного злости...
Родион встал около краешка занавеса. Со стороны могло показаться,
что он напряженно слушает пустеющий зал. Но Родион прислушивался к себе.
Что-то не то, совсем не то, незнакомое, плохо переносимое ощущение...
Родион долго пытался определить, что же такое с ним происходит, пока, наконец, не решился признаться себе в том, что это всего-навсего страх. Противный, давящий, ни за что не отпускающий.
Родиону, как всегда, не хотелось давать повода для того, чтобы
его заподозрили в неуравновешенности и паникерстве. Постоянно одергивая себя, Родион едва домучил выступление до конца, так никому и не сказав о своем недомогании. Да и некому было пожаловаться. Родион не решился попросить прощения за вчерашнее, и Страж до утра не показывался ему на глаза, а на рассвете после звонка своей пассии ушел из дома, не сказав куда и как надолго.
Теперь Родиону во всем виделась скрытая угроза, и в вызывающем поведении брата, и в незнакомой невыносимой усталости, и в ленивых вальяжных позах собственных охранников... Вечер дался ему чудовищным усилием: тонкий трикотажный свитер прилип к его пояснице, и волосы на висках намокли. Дискомфорт был настолько сильным, что хотелось прервать выступление, сбежать и забиться куда-нибудь в уютный уголок. После вчерашнего предупреждения козлобородого Марьяна это было оправданное желание.
Это началось спустя несколько минут после первого фокуса. Родион начал этот вечер с того, что исполнил на гитаре несколько латиноамериканских напевов, зажимая только лады и спрятав за спину правую руку. Мелодия шла необычно чисто, и Родион обрадовался, что его настойчивые упражнения в музицировании дали надлежащий результат.
Все шло, как обычно. Слепила глаза осветительная аппаратура, и Родион практически не видел зала. Он никогда не мог понять изречения некоторых деятелей сцены типа: "меня вдохновляют лица зрителей" или "я должен видеть глаза слушателей"... То ли осветители Родиону попадались плохие, то ли зрение у него было ненормальным, но привыкнув, в принципе, к льющемуся со всех сторон слепящему свету, Родион никогда не видел ни одного лица, ни одной пары глаз. Да и не хотел он их видеть. Вдохновить они его уж точно не могли, могли, скорее, вывести из себя.
Сегодня Родиона выводил из себя некто, купивший себе билет на одно из крайних мест слева совсем рядом со сценой. Нельзя сказать, что из этого угла проистекало что-то особенное, но человек, просидевший там все два часа, измучил Родиона одним своим присутствием. Родион не мог его разглядеть, но назойливо ощущал его. Это был как раз тот случай, когда некто помимо желания Родиона сообщал ему о своем пребывании поблизости. Когда Родион бывал на взводе, когда его переполняли страх и брезгливая злоба, он легко вытворял с чужим организмом практически все, что хотел, чуть ли не видя его насквозь. И с тем, кто доставал его слева от сцены, стоило бы поговорить по-свойски. От невозможности немедленно разобраться с этой проблемой, Родион едва с ума не сошел.
И теперь, когда все закончилось, и зрители быстро вытекали из зала, паника Родиона только усилилась. Похоже, вчерашнее предупреждение было справедливым. Желающих попортить Родиону нервы было немало, как в славной Гильдии, так, возможно, и помимо нее.
Родион считал, что он еще не нуждается в паре мотоциклистов, прокладывающих путь, и дюжине автоматчиков, бегущих чуть сзади. В повседневных перемещениях, не связанных с публичными появлениями, Родион обходился поддержкой Стража. А в дни выступлений администратор Родиона привлекал несколько крепких проверенных ребят. Но по большому счету этим хлопцам приходилось палить из пушки по воробьям. Покушаться на фокусника до сего времени никто не собирался, и на долю охраны доставались назойливые девочки и экзальтированные дамочки, норовящие своими руками потрогать модную и популярную личность.
От кулис до гримерной Родион обычно ходил без поводырей. Его охрана поджидала на выходе из служебных коридоров, на лестнице и у заднего подъеза. После того, как несколько восторженных девочек на выходе серьезно обожгли Родиона, Влад Осташов старался обеспечить Родиону максимальную безопасность от рук горячих поклонников. Осташова Родион ценил по достоинству. Будучи бессменным администратором Родиона и давним его приятелем еще со студенческих времен, Влад неплохо наладил охрану. Его подчиненные в ковбойках и затертых джинсах не очень бросались в глаза среди техперсонала, но они добросовестно берегли босса, когда ему случалось находиться в многолюдном месте.
Родион прошел по коридорам, галантно раскланиваясь с редко попадающимися на пути работниками концертного зала, и добрался до своей гримерной. Дверь гримерки захлопнулась, и из темного уголка с колченогого стула поспешно поднялся Осташов:
