Николай Амосов - Записки из будущего. Роман
— Иван Николаевич, наверное, нужно кровь заливать. Напряжение кислорода в оттекающей жидкости очень низкое — всего двадцать миллиметров.
Это Игорь. Вот что значит контроль.
— Давайте, Вадим, вы командуете по расписанию.
— Свистать всех наверх! Маша, остановишь машину. Рита, выльешь шестьсот кубиков плазмы. Поля, зальешь столько же в оксигенатор.
— Подожди, подожди! У нас же есть не цельная кровь, а разбавленная. Ее нужно использовать в первую очередь.
— Да, верно. Сколько в ней гемоглобина?
— А не меряли.
— Почему? Я же говорил.
— Не догадались. А ты ничего не говорил.
— Ну перестаньте препираться! Меняйте литр жидкости.
— Есть, товарищ начальник.
Это Юра возвысил голос. Вадим шутливо откозырнул, но за этим немножко видна обида. Всегда физиологи командовали, а теперь — инженеры. Ничего. Если умный, поймет.
Машина остановилась. Сливают плазму, вливают кровь. Быстрее нужно, копуши! Молчи, не мешай! Начальников и так много.
— Пускайте!
Мотор зашумел. Остановка длилась две минуты. При такой температуре это пустяк.
Язык у собаки немного порозовел. По сосудам пошла кровь, а не вода.
Температура в пищеводе — тринадцать градусов. Электрическая активность сердца и мозга пока не видна. Странно. Немножко беспокоюсь. Неужели была допущена гипоксия? Может быть, нужно раньше заливать кровь?
— Измерьте, пожалуйста, процент гемоглобина, Вадим. Юра, мне кажется, что нужно еще добавлять крови, только теперь цельной.
Юра:
— Может, подождем градусов до восемнадцати? Оснований для беспокойства нет. Вот, смотрите, показатели напряжения кислорода и углекислоты в тканях.
Да, верно. Эти приборы очень хороши и для меня новы. Я еще им не очень верю. Соглашаюсь.
Температура воздуха под колпаком уже двадцать пять. Теплопередача в коже плоха, приходится давать больше тепла.
Неужели не проснется? Сейчас эта мысль у всех. Глупости, должна проснуться. То есть мозг должен заработать (должен?), а вот как сердце — я не уверен. Если и запустим, то как будет сокращаться?
В конце концов это не так уж важно. Пока дойдет до меня, обработают параллельное кровообращение. Кроме того, камера должна помочь. Расчет простой: при давлении кислорода в две атмосферы каждый кубик крови несет его вдвое больше. Следовательно, в два раза можно уменьшить производительность.
Но все-таки хорошо бы, если бы собака выжила. Настроение бы было у всех другое. Столько трудов затрачено!
— Смотрите, температура уже восемнадцать! А в прямой кишке — только четырнадцать. Юра, твоя автоматика подводит. (Это Вадим.)
— Подожди, подожди, сейчас выравняются. Видишь, замедлился подъем. Ты давай лучше кровь меняй.
«Лучше». Нехорошо. Не нужно показывать власть. Вадим стерпел.
Активность около АИКа. Нужно выпустить литр разбавленной крови и влить столько же цельной. Не будем вмешиваться: дело Вадима. Можно даже посидеть немного, что-то ноги устали. Времени — четвертый час. Сажусь. Во рту сохнет. В животе что-то тянет. Никудышный.
Для первого опыта идет хорошо. Столько аппаратуры, и все работает… Удивительно. Здорово Юра вышколил своих помощников. Да, чуть не забыл: нужно завтра позвонить его оппонентам. Поторопить с отзывами, с защитой (мало ли что случится!). Мое присутствие очень важно: постесняются клевать. Враги. Я такой тихий человек, а и на меня злятся. Не любят критики, даже самой академической. Не преувеличивай: никаких врагов нет. Семенов и Арон Григорьевич искренне не согласны с моделированием. «Качественное отличие физиологических процессов нельзя выразить формулами и электронными лампами». «Иван Николаевич со своими учениками глубоко заблуждается». «Мичуринская биология этого не допускает». Убедить невозможно.
Не ругайся. В общем, они люди порядочные. Против Юры голосовать не будут. Арон музыку любит, на виолончели играет. Из тех, старых интеллигентов.
Начальство не зашло взглянуть на опыт. Им глубоко наплевать. Все-таки немножко обидно. Переживем. Пойду смотреть. Отдохнул.
— Глядите, Иван Николаевич, видна фибрилляция!
Верно, видна. Амплитуда зубцов еще маловата. Впрочем, температура всего двадцать пять. Правда, на сердце выше. Наверное, двадцать восемь.
Мозг тоже заговорил: на энцефалограмме видны хорошие волны. Значит, все живое. Хорошо. Так и быть должно.
Воздух под колпаком совсем теплый. Автоматика действует. Две минуты на градус. Наши главные заботы: снабжение тканей кислородом, удаление углекислоты, поддержание кислотно-щелочного равновесия. Производительность АИКа достигла двух с половиной литров. Выше не поднимается, — калибр вен мал, отток крови затруднен. Ничего сделать нельзя. Но, впрочем, этого достаточно.
— Мила, нужно дышать понемногу. Чтобы альвеолы расправились.
Температура — тридцать градусов.
На электроэнцефалограмме глубокие волны, как во время сна. Собака вот-вот проснется. Все смотрим на нее.
Появились первые дыхательные движения. Значит, подкорка уже действует. Однако дыхание нужно выключить: оно мешает искусственному. Вадим командует:
— Введите релаксанты. Прямо в оксигенатор.
Ввели. Все тело обездвижено.
Нагревание длится уже целый час. Скоро прибавится беспокойство о гемолизе. Посмотреть, есть ли моча. Чуть-чуть, на самом дне. Почему-то почки плохо работают при искусственном кровообращении. Это и хирурги говорят. Какие-то рефлексы мешают.
В операционной тихо. Каждый занят своим делом. Посторонние разговоры шепотом.
Приближается важнейший момент — восстановление работы сердца. На электрокардиограмме видим крупноволновую фибрилляцию. Так и представляю, как дрожит поверхность сердца. Что бы ему стоило начать сокращаться? Нет, не хочет.
Дефибрилляция через грудную стенку не столь эффективна, как на обнаженном сердце. Но все-таки обычно удается.
— Готовьте дефибриллятор. Хорошо смочите марлю на электродах. Да, нужно шкуру побрить против сердца. Почему заранее не сделали? Вадим, это в вашем ведении?
— Мы не забыли. Примета плохая: если все приготовишь на конец опыта, то собака раньше помрет. Девушки, выстригите место под электроды. Живо!
Примета. Тоже мне — ученые.
Ждем. Температура — тридцать пять градусов. На сердце выше. Пора.
— Вадим, дефибриллируй.
Он надевает перчатки. Под ноги — резиновый коврик. К груди собаки приставляет плоские электроды, обернутые мокрыми салфетками. Коля заряжает конденсатор дефибриллятора. Напряжение — пять тысяч вольт.
