Конрад Фиалковский - Homo Divisus
Он сосредоточился и снова оказался в сублете. Над кабиной беззвучно убегал назад черный туннель, вспыхивали и гасли одинокие огоньки указателей расстояния.
Он с трудом вспомнил знар Тельпа, знар, который помнил всю жизнь. Отстукивая на клавишах цифры знара, несколько раз ошибался. Наконец на экране появилось лицо Тельпа.
— Кев, со мной что-то неладно… — сказал он. — Очень неладно…
Тельп несколько секунд молча смотрел на него.
— Я ждал твоего вызова, — наконец сказал он.
— Ты должен мне помочь, Кев…
— Я не помогу тебе, Джуль, — Тельп говорил медленно, с расстановкой. — Не смогу.
— Почему? Что случилось?
— Ты уходишь…
— Почему? Ведь все удалось…
— Ты уничтожил… тот мир…
Тертон уже не видел лица Тельпа. Вспомнилась девушка, которая вела автомобиль. Это была та девушка, которую он видел в высотном здании, прежде чем уничтожил ее, и одновременно она была другой, неуловимо другой. Он помнил приближавшуюся темно-зеленую стену леса, в который втягивалась автострада, и голубое небо жаркого дня, белесое над горизонтом. Помнил, что хотел обнять девушку, которую знал и любил давно, и быть с ней, и считать это единственной и окончательной реальностью, такой, в которой живут другие люди, его коллеги по институту. Помнил огромный грузовик, обогнавший его, и водителя, курившего короткую трубку и о чем-то рассуждавшего со своим товарищем. Он помнил, что потом они подъехали к деревянному дому с крутой крышей, втиснутому в сосновый лес на склоне горы, и сидели на террасе, пили чай. Он тогда смотрел на далекие вершины, выплывавшие из облаков. Помнил вечернее телесообщение о футбольном матче, и потом, прежде чем уснуть, прижавшись к Каре, вспомнил шум потока, отсчитывавшего мгновения уходящего времени.
Он снова взглянул на Тельпа и тихо спросил:
— Почему я все это помню?
— Что помнишь?
— Его память…
— Ты уходишь, Джуль, я же сказал. Ты уничтожил имитированную реальность, и там уже нет ничего.
— Знаю. Я сам хотел этого.
— Почему ты не спросил меня?
— А ты согласился бы? — он хотел улыбнуться.
— Нет. Но я сказал бы тебе, что во время каждого сеанса, когда Корн был там, в имитированном мире, твоя личность проецировалась на его мозг.
— Проецировалась…
— Да. Ты никогда не был там постоянно. Всякий раз приходилось с помощью генераторов памяти усиливать твою личность. Когда ты пребывал в его мозге, а это был его мозг, Джуль, помещенные в нем твои записи с каждой минутой становились все труднодоступнее, они капсюлировались, изолировались…
— А сейчас?
— Сейчас их уже нельзя усилить. Взрыв, аннигиляция той действительности…
Тертон опять не видел Тельпа, только слышал отрывок текста, которого никогда не читал.
— … а Солнце останется, и облака останутся, и лес распустит почки…
Он не помнил, что это было и как связано с тем, что было.
— Ты можешь спасти меня, Кев, — сказал он, когда опять увидел Тельпа.
— Не могу. Это конец, Джуль. Я хотел бы, поверь мне…
— Наверняка можешь. Такие, как ты… такие никогда не отрезают последней возможности. Или уже тогда, там, там… в хранилище, ты знал, что конец будет таким…
— Неправда, Джуль. Ты сам…
— Вы всегда так говорите. Но вы создаете возможности… и оставляете…
— О чем ты?
— … для таких глупцов, как я, которые думают, что они всемогущи.
Он опять видел не Тельпа, а искрящийся снежный склон и понимал, что что-то произошло.
— А что будет с экспериментом? Ведь все делалось для того, чтобы услышать ИХ.
Ответа не было, он сосредоточился и снова увидел лицо Тельпа на экране.
— Передай меня в хранилище, — сказал он. — А потом что-нибудь сделай, чтобы я вернулся. Я хочу жить… еще немного…
— Не могу. Ты слишком далеко.
— Но ведь ты мог… Ты же знал…
— Ты не сказал мне.
— … ты всегда был таким, Кев, основательным и упрямым… Когда я носил тебя на руках, ты все время старался взять у меня…
Он уже забыл, что хотел у него взять тот мальчонка, которого он помнил.
— А она не погибла… — сказал он.
— Кто?
— Девушка в том городе. Я помню ее и сейчас, она другая. А другую я знаю и всегда знал, только иначе. Хорошо ее знал, только не помню… Всю жизнь помнил ее, ее помню я, не он… помню иначе…
— Теперь это уже не имеет значения, Джуль.
— Я хотел бы знать.
— Зачем?
— Просто знать.
Он опять не видел Тельпа, только помнил ночь, пустыню, какой-то старый дом и звезды…
Потом в памяти всплыл другой черный туннель, нет, не туннель, а шахта, уходящая вверх, к далекому свету, и он явственно услышал монотонную дробь. Исчезли кабина, экран и свет желтой лампочки… Джулиус Тертон перестал быть.
Тельп еще несколько секунд смотрел на него.
— Прощай, — сказал он и выключил экран. И еще Тельп подумал, что он единственный из восьми миллиардов, кто сожалеет о том, что Джулиус Тертон ушел.
Корн проснулся, когда автомат сообщил о прилете. Ему показалось странным, что он спал так крепко. Еще больше он удивился, увидев мерцающий экран. Он выключил его. Через несколько секунд сублет остановился у перрона. Крыша раскрылась. Корн вышел. Он был в Иробо.
12
Корн слышал смех Фузия, когда автомат раскрыл дверь и пропустил его вперед.
Одну стену огромной комнаты занимало окно с видом на долину. Дорогу заслоняли деревья. Две другие стены сплошь покрывали стеллажи, на них стояли книги, сотни книг, в противоположной окну стене в настоящем камине горел огонь.
Нот Фузий сидел в кресле-каталке, ноги его покрывал плед.
Он отложил книгу, поднял на Корна глаза и, продолжая улыбаться, сказал:
— Значит, ты — Стеф. Отлично выглядишь. И скажем прямо, не постарел, не то что я.
— Ты меня знаешь? — удивился Корн.
— Больше того. Ты меня тоже. Помнишь Нота? Я всегда стоял в воротах.
— В воротах?
— Ну да. У кого из нас склероз, дорогой? Ты был в нападении, очень хороший нападающий. А я не выдался ростом, но никто не хотел стоять в воротах, поэтому приходилось мне.
— Когда это было?
— В школе. Не помнишь? Поправь-ка мне плед, ноги зябнут.
— Мы вместе учились?
— В одном классе. Ты был способнее. Как говорили, хороший ученик. Я кое-как тянул на троечки, и иногда ты подсказывал мне. Чем человек старше, тем лучше он помнит свою молодость.
— Нот. А и верно, помню…
— Ну, вот. Видишь, как ты выглядел бы теперь, если б не твоя «ожидальня». Что говорить, тебе повезло. Впрочем, мне тоже. Вероятно, мы последние из нашего класса. Но ты еще будешь, когда я стану выталкивать цветочки. Потом ты пошел, кажется, то ли на физику, то ли на биологию, а я, я начал писать и, как видишь, делаю это до сих пор.
