Роберт Силверберг - Сын человеческий
– Ты из Едоков? – спросил Клей мысленно, и ночной кошмар ответил, не прерывая пиршество:
– Итак, мы знакомы.
Мысли Едока плыли, словно айсберги в сером море. Контакт поверг Клея в ужас. Он отпрянул к дальней стене и уговаривал себя, что Едок слишком велик, чтобы войти в комнату. Но дверь распахнулась. Злобная морда просунулась в проем, хотя туловище Едока осталось в зале. В блестящих глазах Клей увидел свое отражение.
– Человек? Древняя форма? – спросил Едок.
– Да. Ловушка времени…
– Понятно. Резкое разочарование. Мягкая розовая штучка. Бесполезная.
Клей ответил:
– Люди были созданы слабыми, чтобы могли развиваться их умения и рефлексы. Если бы у нас с самого начала были твои когти и зубы, могли ли мы когда-нибудь изобрести нож и молоток, долото и топор?
Едок засмеялся. Он немного просунул морду в комнату. Клей заметил, что гладкий пластик стены вокруг дверного проема начал трескаться. Эта тварь сожрет его в три глотка.
– Я тоже человек, – хвастался Едок. – Принявший форму животного.
Принявший форму силы.
– Сила в преодолении физической слабости умом, – сказал Клей. – А не в том, чтобы взять звериную силу.
– Давай испробуем мои зубы против твоего ума, – предложил Едок. Он продирался через дверь – очевидно, ненасытный желудок искал еще мяса.
– Твои собратья этой эпохи сосуществуют без убийства. Им не нужна пища.
Почему же ты убиваешь? Почему ты должен есть?
– Это мой выбор.
– Выбор вернуться к примитивизму?
– Разве я должен быть как другие?
– Другие свободнее тебя, – настаивал Клей, – Ты зависишь от нужд плоти.
Ты – не шаг вперед в эволюции. Ты – анахронизм, атавизм.
Дверной проем трещал.
– Зачем было вытаскивать людей из дерьма, если они сами опять стремятся стать чудовищами?
Ярость давила на стену. По ней бежали трещины.
Едок сказал:
– Здесь нет никакой цели. Никаких ограничений. – Щелкнул зубами.
Просунул в комнату одну руку. – Мы выбрали свою форму в то время, когда захотели этого. Зачем нам сидеть и петь? Зачем играть с цветами? Зачем выполнять Пять Обрядов? У нас своя дорога. Мы – часть природы вещей.
Монстр протянулся через дверь, вынеся полстены.
Открылась широкая пасть. Сверкнули страшные зубы. Клей заметил в углу комнаты, противоположном двери, маленький люк еще во время беседы с чудовищем, и теперь ринулся к нему. Обнаружив, что он открыт, с великим облегчением скользнул в него, спасаясь от жуткой пасти. Отступление Клея сопровождалось ревом Едока. Теперь он оказался в самой сердцевине обслуживания, темной, затхлой, со спиральными переходами, создававшими запутанный лабиринт. Со временем глаза привыкли к новой обстановке. В галереях обитали животные сотен видов. Экология была непонятна: чем питались травоядные? Искать здесь логику – пустая трата времени. По коридорам, собирая урожай, двигалась по крайней мере дюжина Едоков. У каждого была своя территория. На чужую никто не посягал. Они постоянно охотились и никогда не находили подходящего мяса. Клей научился распознавать их приближение по характерному сопенью задолго до того, как подходил близко, и таким образом, избегал опасностей. Сможет ли он найти обратную дорогу к оставшейся открытой двери? Сможет ли вернуться невредимым в ту часть тоннель-мира, которую обслуживали роботы?
Бесконечное блуждание по пересекающимся коридорам. Тело снова покрылось волосами. Впервые с того момента, как он отдал свой голод Хенмер, появилась пока легкая, но явственная потребность в пище. Он познал жажду.
Почувствовал неловкость от своей наготы. Слишком много пыли попало в легкие. Увертываясь от Едоков, он был не в состоянии заметить мелких зверьков, и его несколько раз цапнули за икры и пятки. Переход следовал за переходом, но к знакомой территории он не приближался. Его охватило отчаяние. Он вечно будет скитаться в подземном мире. А если даже удастся выбраться на поверхность, он окажется в той же пустыне галлюцинаций, где его покинул проводник-сфероид. Встреча с Едоком не вдохновляла. Его давило сознание того, что такой зверь является его потомком.
Желая утешиться, он пытался убедить себя, что клевещет на Едоков. Он придумывал их культуру. Рисовал образ Едоков за молитвой, воспламененный рвением и духовной нежностью. Придумал поэзию Едоков. Представлял их собравшимися у стены с развешанными картинами и слушал их мысли об эстетике. Математики, царапающие своими ужасными когтями формулы на пыльном полу. Душа его наполнилась состраданием. Вы – люди, вы – люди, вы – люди, настаивал он, и готов бы по-братски обнять их. Чувство любви переполняло его. Сознание погрузилось в мир Едока, тусклый, фантастический, неопределенный, пересеченный яростными страстями. Мерцая и дрожа, дрожа и распускаясь, он посылает чудовищам свидетельство своей любви, и они собираются вокруг него, исполненные благодарности за этот дар милости, мелодично пощелкивая устрашающими зубами, благодаря за то, что в плоти ночного кошмара он смог различить человеческую сущность. В восторге он беспрепятственно проходит сквозь запутанный тоннель-мир и видит наконец впереди яркие огни и слышит аккорды.
Раздался голос:
– Проходи сюда!
Запели хоры ангелов. Он миновал восьмиугольный дверной проем, и в ноздри ударила сладость свежего воздуха. Это не сон. Он вышел на луг сочной золотистой травы, где ждали его друзья. Хенмер сказал:
– Ты пришел вовремя, чтобы присоединиться к нам в обряде Настройка Темноты.
14
Скиммеры окружили Клея, приветствуя его возвращение. В его честь все шестеро были в женской форме, они целовали, ласкали его, терлись об него.
Хенмер, Ти, Брил, Серифис, Ангелон, Нинамин. Серифис? Серифис. Шанса попросить объяснений ему не дали. Хохоча, его затащили в мелкую лужу посреди луга и смысли пыль тоннель-мира. Вездесущие руки сновали по его телу, словно руки девушек из гарема. Из-за плещущейся воды он не мог хорошенько их разглядеть. Серифис? Вокруг него обвились ноги. Он игриво рванулся навстречу, но союз распался, прежде чем он успел войти. Кто-то терся о под мышку. Кто-то вошел в ухо.
– Хватит! – закричал Клей, но они продолжали свое дело.
Наконец ему удалось подняться, стесняясь эрекции, и выбраться на берег.
Все шестеро были в мужской форме и смеялись. Неподалеку устроился сфероид.
– Серифис? – выпалил он. – Ты – Серифис?
Он обращался к стоявшему поблизости стройному человеку. Серифис кивнул.
В алых глазах появилась новая глубина.
– Да, это Серифис, – произнес Хенмер. – Ему надоела смерть.
– Но…
– Настройка Темноты, – закричала Нинамин.
Все подхватили ее крик и, окружив Клея, повторяли эти слова снова и снова. К ликованию присоединился даже сфероид.
