Геннадий Емельянов - Истины на камне
- Голова, открой шлюз!
На поляне перед гондолой маячил Скала - он размахивал руками и кричал;
- Эй ты, который Голова, пусти меня в деревню- Хозяин велел пускать меня в деревню, потому что я его друг и брат и мы живем вместе. Хозяин меня любит, потому что я сделал ему копье. Таких копий нет ни у кого. Еще я сделал ему лук со стрелами!
"Вот шельмец!"
- И еще он велел мне отвести домой непутевую бабенку. Воину и сыну вождя не пристало таскать на себе женщин, но Хозяин сказал, и я не смею его ослушаться- он сильный, но глуповат. Я его много учу, но он плохо учится. Пусти, который Голова!
- Почему не пускаешь, друг? Видишь, истомился наш славный рыцарь?
- Он склонен выдавать заведомо ложную информацию.
- И ты его наказываешь?
- Что-то в этом роде.
- Не ожидал от тебя такого недомыслия, Голова! Ведь у нашего брата свои представления о правде, чести и доблести. Ты уж привыкай, пожалуйста.
- Слушаюсь.
Шлюз бесшумно открылся, Скала вбежал в холл, остановился передо мной, обиженно выпятив губы, и показал пальцем на вершину купола гондолы:
- Почему он не пускает, Хозяин? - Лицо брата моего было покарябано, на мочке уха рубиновыми капельками застыла кровь. Досталось, видать, парню на орехи! - Почему, Хозяин?
- Он не умеет слушать ложь.
- Разве я сказал ему ложь?
- Да. И учти: врать будешь, не пустит.
- Раньше пускал...
- Значит, у него лопнуло терпение.
- Он живой? - Скала опять, но уже с робостью показал на купол,
- Почти живой.
- Почему я его не вижу, он где?
- Он везде.
Скала печально покачал головой, сел на ковер и вытянул ноги.
- Устал, брат мой?
- Царапается, - ответил Скала и вздохнул. - Сильно злая.
Я видел, как отворяется дверь биологического отсека, сперва же за дверью возникла черная тень. Тень замерла на некоторое мгновение, и в холл легко шагнула девушка, которую я вытащил из ямы. Она постояла, загородив лицо руками, и на ощупь двинулась в нашу сторону. Шла она чуть боком, высокая и прямая и, как мне показалось, властная. По-моему, она плохо видела, однако ориентировалась в пространстве довольно свободно и перешагнула даже ноги Скалы, он тотчас же вскочил, напуганный, и попятился в сторону душевой, намереваясь там скрыться. Визит незнакомки, признаться, был не ко времени (я собирался неотложно подумать кое о чем), но такие визиты, понятно, не откладываются. - На девушке была длинная рубашка без воротника из грубой серой ткани и плетеные сандалии, волосы, спадающие ниже поясницы, шуршали и отблескивали, будто вытканные из серебра. Я не двигался, завороженный, и слышал, как она дышит, слышал, как скрипят ее сандалии. Она нашла меня как-то и села рядом. Я вздрогнул; огромные ее глаза цвета неспелого крыжовника были пусты, как окна нежилого дома. Она провела ладонью по моим волосам, ощупала лицо. Прикосновение было нежным, и легким. У нее, я почувствовал, чуть дрожали пальцы. Она что-то сказала и поникла головой, разглаживая на коленях грубую ткань незатейливого своего платья. Говорила она распевно и со спокойным достоинством.
- Голова, переводи! Мой "лингвист" остался в танкетке.
- Пусть повторит.
Я прикоснулся к плечу незнакомки, прикоснулся с робостью:
- Он велит повторить, он хочет изучить строй твоего языка, поняла?
Поняла и кивнула мне, обожгла пустыми своими глазами, отделенными от ее существа: они жили в другом измерении, в другом мире, тело же, как я уже догадывался, подчинялось чужой воле. "Она спит или -в гипнозе?"
- Как тебя зовут?
- Го, - ответила девушка и привычным движением закинула волосы за спину.
- Машина ждет.
Го кивнула и, уставясь вверх, начала говорить, четко отделяя слова и фразы. Язык ее состоял вроде бы из одних гласных, тек он свободно, я бы сказал, красиво и естественно. На таком языке, наверно, хорошо поются песни. Похоже, спасенная мною ("Спасенная ли?" - я почему-то начал сомневаться в том, что спас ее) учит машину, потому что она повторяла звуки и слова по несколько раз, прежде чем идти дальше, прежде чем от простого переступить к более сложному. Вроде бы ей не в новинку иметь дело с автоматом. Эта планета не перестает удивлять меня чудесами.
Железная голова гудела от напряжения, где-то в ее утробе вершилась недюжинная работа и в блоках памяти откладывались решения, из мозаики складывалась картина. Я на цыпочках проскользнул в бар, выпил там стакан холодного виноградного сока и застыл в кресле, озаренный догадкой, точившей меня исподволь: ведь не эту девушку, что сидит теперь в холле, кидали в яму старуха Сур и ее присные. Не эту! Вот закрою глаза сейчас и представлю все до черточки, до самой последней мелочи... Ракета ткнулась носом в бугор, поросший негустой травой. Удар был сильным, и металл окутался дымом. Когда я выскочил из кабины, то уловил приторный запах гари, потом я махом перепрыгнул через жерди первой стены, второй, третьей... Старуха Сур, согбенная, плелась в хвосте процессии и держалась за ногу жертвы. Нога была маленькая и смуглая. Точно; маленькая и смуглая. Оказывается, я уловил и тот момент, когда первую жертву кидали в яму! Оказывается, я видел лицо той, первой, - круглое лицо в обрамлении черных волос, заплетенных косичками. На голове был венок - он криво покатился и тоже упал в преисподнюю. Точно! Сомнений нет: я вытащил на свет не ту, которую хотел спасти. Кто-то подменил девушку. Но кто? И зачем?
Я вернулся в холл также на цыпочках.
Го повернулась ко мне всем телом и что-то сказала, не найдя меня застывшими своими глазами. Машина с перебоями, медленно перевела:
- Отец ждет тебя, Пришелец.
- Где он ждет?
- Внизу. Торопись. Я голодна, Пришелец.
- Извини, - я встал и поманил ее за собой, однако она не уловила моего жеста, пришлось вернуться. - Прошу следовать за мной! - На этот раз поняла, тоже встала и чуть боком, вытянув руки вперед, пошла за мной.
В баре я зажег светильники и посадил гостью на тонконогий высокий стул перед стойкой.
- Что будешь есть?
- Что дашь...
Я выбрал обед по своему вкусу, поставил поднос с тарелками и стаканами перед ней.
- Прошу.
- Хочу остаться одна.
- Хорошо, - я задержался немного, дожидаясь, не скажет ли она еще что-нибудь. Спасибо, например. Не сказала ничего, и я тихонько прикрыл за собой дверь. Из душевой выглянул Скала. На его лице был написан откровенный испуг. Он не вытерся, торопливо натянул набедренную повязку и почему-то на карачках, подобно большому черному пауку, пробежал по ковру и уткнулся мокрой головой в ноги мне.
- Хозяин! - шепнул Скала, округляя воловьи свои глаза с синеватыми белками. - Слушай, Хозяин, у нас нет таких женщин! - он пальцем и весьма осторожно показал в ту сторону, где располагался бар, и тотчас же убрал палец.
