Дэвид Зинделл - Экстр
Бесконечно долгое мгновение Данло упивался огнистым хмелем ее глаз, и с ним стало твориться что-то странное. Он начал видеть себя глазами тигрицы. Глядя в два желтых, светящихся в сумраке зеркала, он видел себя как странное и внушающее страх существо. Странное потому, что он стоял на двух ногах и держал в передней лапе черную палку, а страшное потому что он был намного выше тигрицы, и еще из-за глубокого пристального взгляда его темно-синих глаз. У него, как и у всякого человека, были глаза хищника, и тигрица сразу заметила это в полумраке раннего вечера. Кроме этого, она ПО видела.еще кое-что. Вряд ли она встречалась с человеком раньше, -но ее собственная наследственная память, должно быть, нашептывала ей о стародавней вражде между человеком и тигром. Она помнила, должно быть, что, хотя человек убивает ягнят и других животных себе в пищу, было время, когда тигры и другие большие кошки охотились в Африке на него самого.
Данло тоже помнил это. Память, подстегиваемая глотками холодного воздуха, адреналиновым шоком и учащенным сердцебиением, показывала ему череду темных и кровавых картин, напоминая извечный парадокс его вида: человек – это хищник, который когда-то был в основном добычей. Он помнил, что должен бояться этой тигрицы. На первобытной родине человека, в знойных вельдах Африки два миллиона лет назад, эти самые свирепые хищники планеты таились повсюду: в высокой траве, в пещерах и за акациями; они всегда следили и всегда ждали. Тигр, лев или леопард всегда был для человечества Зверем, воплощением адских сил и темного прошлого. Убийца детей, пожиратель стариков – но и нечто еще, нечто иное.
Именно эти большие кошки были одной из причин, побудивших человека эволюционировать. Их охота, длившаяся миллионы лет, вынуждала человека становиться двуногим и вооружаться палками и камнями. Из страха перед темнотой и острыми белыми зубами человек научился пользоваться огнем и стал зажигать костры, чтобы отпугивать плотоядных. Под давлением эволюции, побуждающей его отгородиться от природы с ее опасностями, человек изобретал копья, и люльки для переноски младенцев, и каменные хижины. В конце концов он стал строить города и легкие корабли и отправился к звездам.
Глядя через сумеречные дюны на тигрицу, Данло дивился мужеству своих праотцов и праматерей, который слезли с деревьев и стали сражаться с такими вот зверями, превратив тем самым возможность истребления в эволюцию и смерть – в жизнь. В то краткое мгновение, когда он смотрел тигрице в глаза, а невинный ягненок все прыгал, подкидывая песок копытцами, перед Данло развернулась вся история человеческого вида. И чем глубже он вглядывался в черные, кровавые воды прошлого и в себя самого, тем яснее виделся ему огненный лик глядящего на него тигра.
Тьма, медленно нисходящая на берег, почти не мешала этому видению. Свет над дюнами угасал, и лес растворялся в ночи, но Данло все так же хорошо видел глядящего на него тигра. Он помнил, как любят тигры ночь, время блужданий, громового рева и охоты. Должно быть, именно тигры – из-за их любви гулять под звездами, и были истинными архитекторами человеческого страха перед темнотой. Вся человеческая история, вся философия произросли из этого страха. Тьма для человека это смерть – либо бесконечная, когда ты замкнут в деревянном гробу, либо внезапная, вылетающая из ночи в виде горячего дыхания и рвущих тело когтей. Человек всегда боялся тьмы и потому поклонялся свету. Древние философы человеческого рода, обросшие бородами и страхом, выдумали войну между светом и тьмой, добром и злом, духом и материей, жизнью и смертью. Стремление отделить форму от функции, священное от низкого – вот в чем состоит фундаментальная философская ошибка человечества. Эволюционировав до математики и легких кораблей, человек разнес эту ошибку по просторам вселенной. Даже научившись взрывать звезды, превращая их в ослепительно яркие сверхновые, человек так и не преодолел страх перед темнотой и чудовищами, таящимися в ночи. В то вечное мгновение, когда Данло смотрел на тифа через сотню футов темнеющего пространства, все эти мысли вспыхивали в его мозгу. Ветер нес с моря гром, и Данло остро чувствовал весь ночной мир вокруг себя. Вверху были черные тучи, черное небо, вездесущая чернота вселенной. В этот миг Данло осознал свою всегдашнюю ненависть (и любовь) к темным местам.
Он, как и всякий человек, рсегда испытывал искушение открыть дверь в самую темную из комнат и посмотреть, что там внутри.
Или открыть входную дверь дома и посмотреть, что там снаружи – в ночи. Здесь, на этом пустынном берегу, было только одно: тигр. Глядя в золотые, горящие во тьме глаза тигра, Данло вспоминал строку из “Второго гимна ночи”: “Ты открываешь тайны, что развертываются вечно”. Он знал, что тиф всегда будет для него такой же тайной, как и он сам.
Теперь ночь открывала ему тайну, развертывая ее во всем великолепии, а над океаном в это время развертывался шторм.
Молнии загорались, соединяя небо с землей и краткими вспышками освещая берег. Тигр, ягненок и другие детали мироздания на миг открылись во всей своей красе и тут же снова пропали в ночи.
В этот краткий миг озарения, когда черные и оранжевые полосы тигрицы вспыхнули странным неземным огнем, реальность дошла до такого высокого напряжения, что стала невыносимо реальной. Каждая вспышка молнии вызывала миг ослепления и последующей тьмы. Данло ощущал, что за этой тьмой есть что-то живое и белое, как шерсть ягненка, но не мог это что-то разглядеть. Под внезапные, таинственные разряды молний он дивился тому, как свет исходит из тьмы и тьма пожирает свет. Тигры поистине порождение тьмы, понял он вдруг, но эта прекрасная тигрица, ожидавшая его в сумеречных дюнах, – то самое существо, которое способно поведать ему об истинной природе света.
Когда тигрица наконец прыгнула, это выглядело так, будто она миллион лет ждала, чтобы освободиться наконец от тайны и невыносимого напряжения. Она ринулась вперед, как взрыв красок – оранжево-золотой, черной и белой, и понеслась через дюну быстрыми прыжками, чуть касаясь лапами песка. Данло, целую вечность решавший, как ее встретить, в миг ее нападения не успел ничего предпринять. Да ему, в сущности, и некуда было бежать – трава и песок вокруг не давали никакого укрытия, а до дома, даже если бы тигрица не загораживала дорогу, он все равно бы не добрался быстрее ее. Однако он думал, что попытаться все же нужно – хотя бы для того, чтобы отвлечь тигрицу от ягненка. Он должен спаси ягненка, и если они оба побегут в разные стороны, то тигрица сцапает лишь одного из них. Данло не пришло в голову, что тигрица с самого начала наметила своей добычей ягненка, а не его.
