разные - Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 1980-1983
Оба молчали. О чем было говорить? Бессмысленно спрашивать, «что, как, почему?». Одно было ясно: чтобы расплавить металл «Пенелопы», нужна температура в сотни тысяч градусов. Но это следствие, а не причина.
— Будем зимовать? — сказал наконец Мирон.
— Будем зимовать, — подтвердил командир.
Выбирать не приходилось. У них не было рабочего тела, чтобы вернуться, и не было антенн, чтобы сообщить о случившемся. На Земле и не подумают, что «Пенелопа» погибла, — причин для этого нет. Попытаются установить связь и этак через год решат, что люди, может, и живы, но попросту немы. Вряд ли кому-то придет в голову, что погибло и топливо…
За обедом они тянули соки из туб, но к еде не притронулись, будто уже начали экономить припасы.
— Год продержимся, — сказал Дроздов, отвечая на немой вопрос товарища.
— Да, — апатично сказал Мирон, и Дроздов забеспокоился: нельзя говорить таким тоном, это гибель, даже если запасов хватит на сто лет. Нет ничего хуже безразличия. Мысль промелькнула и сгинула, потому что Мирон вдруг посмотрел на командира с участием и тревогой. Как на больного. Оба рассмеялись — кажется, они приписали друг другу слабости, которыми не обладали.
— Полюбуйся, — сказал Мирон. — Я нашел костер, который сжег «Пенелопу».
Он пропустил Дроздова к пульту и показал на дисплей рентген-телескопа. В центре картинки сияла яркая звезда. Очень яркая. Однако звезда, вспыхнув на расстоянии многих парсеков, не способна растопить даже восковой куклы…
Очередная несуразица бросилась в глаза. Индикатор расстояний показывал миллион километров. С большой погрешностью, но всего лишь миллион! Звезда вспыхнула, можно сказать, в соседней комнате! Бред…
— Я тоже сначала так подумал, — сказал Мирон. — Это, видишь ли, Игорь, черная дыра.
Спокойно сказал, так что Дроздов сразу поверил, хотя и приучен был к тому, что экзотичнее черных дыр нет ничего во вселенной и до ближайшей из них — в созвездии Лебедя — тысячи световых лет. Они невидимы, к ним нельзя приближаться, и что они могут расплавить, если единственное их оружие — огромное поле тяжести?
— Черная дыра, — повторил Мирон, — но не такая, какие возникают после гибели звезд. Судя по ее массе, это осколок Большого взрыва…
Десять миллиардов лет назад — это Дроздов знал и сам — возникла, взорвалась из кокона наша вселенная. Но не вся материя вышла в мир, часть ее так и осталась пребывать в невидимом состоянии, в состоянии таких вот черных дыр, масса каждой из них не больше массы приличного астероида. Такая черная дыра получится, если сжать Цереру или Палладу до размеров молекулы. Сколько их — осколков Большого взрыва — носится по Галактике? «Не больше одной-двух, — говорили скептики, — а может, их и вовсе нет в природе». «Сотни миллиардов», — говорили оптимисты, и похоже, что они оказались правы.
«Никогда, — подумал Дроздов, — никогда люди не полетят к звездам, потому что носятся по Галактике во всех направлениях невидимые пули, и что может сделать с ними метеорная защита? Ничего… Только вышли за пределы системы — и первое предупреждение. И значит, выходить в большой космос — все равно что идти в бой, под обстрел, под свист пуль, рванув на груди рубаху…»
Дроздов даже ощутил мгновенное и нелепое удовлетворение оттого, что он, вероятно, последний космонавт, побывавший за границами Системы: в том, впрочем, случае, если он сумеет предупредить, сумеет вернуться. Вслед за этой мыслью возникло спасительное сомнение: как может черная дыра быть горячее недр Солнца?
Объяснение Мирона четко отложилось в памяти, Дроздову предстояло принять решение, и он должен был взвесить все обстоятельства.
Вблизи от черных дыр действуют особые законы, давно, кстати, предсказанные теоретиками. Поле тяжести вблизи от черной дыры неимоверно велико — почти бесконечно. Огромная энергия тяготения буквально переливается через край, превращается в энергию движения быстрых частиц, которые рождаются тут же в вакууме у самой сферы Шварцшильда — условной «поверхности» черной дыры. Энергия тяготения уменьшается, но из-за этого становится меньше и масса черной дыры — ведь это она создает поле тяжести! Такая вот цепочка, и получается, что со временем черная дыра как бы худеет, испаряется… Чем массивнее была вначале черная дыра, тем слабее эффект испарения. Черная дыра в созвездии Лебедя, открытая еще в XX веке, «худеет» так медленно, что переживет вселенную. Но маленькие черные дыры с массой в астероид, осколки Большого взрыва, испаряются очень быстро, многие из них уже и вовсе исчезли. Так говорит теория. И еще она говорит, что рожденные полем тяжести частицы сталкиваются между собой, как звери в тесной клетке, и энергия их движения испытывает еще одно, последнее, превращение — возникает жесткое рентгеновское и даже гамма-излучение.
В космосе, не разбирая дороги, мчалась рентгеновская звезда, и «Пенелопу» угораздило столкнуться с ней в лоб. Черная дыра прошла навылет, как стрела из тугого лука, и унеслась, не ощутив, что стала убийцей. Станция была разрушена приливными силами даже прежде, чем ее расплавило излучение…
Потом они пытались уснуть. Мирон долго ворочался в спальном мешке и что-то бормотал. Дверь между каютами была полуоткрыта, и Дроздов слышал каждый шорох. Всякий раз, когда Ромашов поворачивался, мысли меняли направление, перескакивали в поисках решения. Но что можно придумать, если нет ни грамма рабочего тела, а до Земли — световой месяц? В конце концов (Мирон давно спал, слышно было его тихое дыхание) командиру пришла в голову идея из тех, что возникают в порядке бреда. В ней было что-то дезертирское, додумывать ее не стоило, и Дроздов уснул.
За ночь маневр сближения вывел «Одиссея» на траекторию около черной дыры. Дроздов предложил назвать ее Антиноем, и Мирон согласился — ему было все равно.
— Мирон, — сказал Дроздов, вспомнив свои ночные размышления, — лет шесть назад я был на курсах… Узнал много интересного, в том числе и того, что мало связано с искусством пилотажа. Потом — экзамен. Выл такой тест. Или задача? Звездолет в поле тяжести черной дыры. Огромной, не чета Антиною… Корабль неуправляем. Нужно увести его в открытый космос. Как? Знания по физике черных дыр у меня невелики, а тогда были еще меньше. Задачу я не решил, мне потом сказали результат, и я забыл его прочно, с десятикратной надежностью. Я был уверен, что это мне ни к чему… Я и о самой задаче вспомнил только нынче ночью. Но ты-то, Мирон, астрофизик, ты просто обязан знать решение, поскольку оно существует. Оно есть, ты понимаешь? Думай, черт возьми! Ты знаешь, что такое жизнь?..
