Уильям Бартон - Бунт обреченных
Моя рука непроизвольно потянулась к лицу, нащупывая длинный шрам, пересекавший левую щеку.
От него уголок рта остался навечно приподнятым.
На лбу дела были немного хуже — удар раскроил мне череп, поэтому след от него оказался грубее и ужаснее.
— Но я же солдат.
Она отложила щипцы и выпрямилась, изогнув спину, как грациозная кошка, стоя так близко от меня, что ее грудь касалась моей. Протянув руку, Алике дотронулась до следов минувших войн:
— Неужели у вас нет оборудования для пластических операций?
— Это не в наших традициях.
— Тебе крупно повезло, что не потерял глаз.
— Ошибаешься, я его потерял. Но господа нам не позволяют демонстрировать потерянные части тела.
Алике прижалась ко мне; я почувствовал, как ее грудь распласталась по моей, и мои руки обняли ее хрупкое тело. Я поцеловал это нежное создание, ощутив вкус пива и сразу же после этого неповторимую сладость женского рта. Ее язык начал самостоятельное исследование, то нежно, то настойчиво лаская мой, пробуя. Наконец мы оторвались друг от друга. Еще некоторое время женщина не убирала голову с моего плеча, а потом прошептала:
— Думаю, да…
Эту самую фразу она сказала двадцать лет назад, когда двое друзей стояли обнявшись в лесу и целовались в первый раз, в ответ на невысказанный вопрос: «Мы любим друг друга? — Думаю, да».
И так же, как и в тот далекий день, мои руки скользнули по ее спине, чувствуя мускулы, ощущая жар, идущий от ее бедер, изящный изгиб ягодиц.
Алике, подняв голову, потянулась к моим губам.
Какие привычные движения. Интересно, сколько раз я проигрывал эту сцену с наложницами? Притворись, что любишь меня, Хани, притворись. Надо отдать должное индонезийке — она достигла небывалых высот в искусстве лицемерия. Да и не только она. Те из них, которые не могли или не хотели этого сделать, быстро вылетели в самом начале обучения, так что солдаты никогда их не встречали и не знали о них.
Руки Алике скользнули по моему телу, коснулись бедер, поднялись вверх по спине, нащупав под одеждой бугры мускулов и многочисленные шрамы.
Я прижал женщину к себе, целовал ее лицо, тело, шептал что-то, что — не помню сам, и вот мы уже очутились на ее старом мягком ковре, полураздетые, лаская тела друг друга, как делали это раньше. Я нашел некоторые изменения в ее теле: груди стали мягче, мускулы живота несколько ослабли, а кожа отвисла. Но женщина вздохнула, как двадцать лет назад, прильнула ко мне, вжалась в мое тело, дыша мне в лицо огнем желания.
Перед глазами, словно кадры фильма, промелькнула череда воспоминаний, агония движений, радость разделенного наслаждения… Я нежно провел по внутренней поверхности ее бедер, дотронулся до роскошных волос ее треугольника — это, кстати, выгодно отличало мою подругу юности от наложниц — стал ласкать ее набухшую плоть, ощущая повсюду липкую влагу.
Алике ничем не напоминала моих наложниц. Она стала моим партнером по сексу по собственной воле, потому что желала меня, а не потому, что это часть ее контракта, ее работы.
Как ты пережила весь этот кошмар, Алике? Но сейчас я не буду тебя спрашивать.
Бежали секунды, напряжение возрастало, мы шептали старые, полу истершиеся из памяти нежные слова, что были предназначены друг для друга. Затем она легла на меня, ее шелковые волосы щекотали мне бедра, а губы страстно целовали мое тело. Ее живот оказался у моего лица, и я впился губами в ее нежную, влажную плоть. Мне нравился сладковато-соленый вкус этой женщины, ее живительная влага, поблескивающая при свете камина.
«Эволюция предусмотрела абсолютно все, — пришла мне в голову мысль, — и даже то, что мужчина любит вкус и запах женских половых органов. Параллельно идет процесс созревания яйцеклеток и сперматозоидов. Партнеры, занимающиеся любовью, обмениваются биологическими жидкостями, и рано или поздно их совместные усилия приведут к оплодотворению. Беременность связывает женщину с мужчиной, а мужчину притягивают к партнерше зреющие биохимические процессы в ее организме. Появляющееся потомство защищается родителями и обеспечивается ими же».
Но вернемся к нам с Алике. Я ласкал ее губами, языком, руками, она использовала все свое мастерство, стараясь над моим телом.
Затем мы сменили позу, и я уже лежал сверху.
Наши рты соединились, бедра сплелись, двигаясь синхронно, на моем теле поблескивала жидкость Алике, мурашки побежали по спине. Она начала вращать бедрами, касаясь треугольником темных волос чувствительного низа моего живота. Мы жили в тот момент лишь нашими ощущениями, нашей страстью.
Женщина внезапно схватила меня, отвернула в сторону голову, уперлась ею в ковер, открытые глаза ничего не видели, рот полуоткрылся, и я ощутил, как напрягались и сокращались мускулы ее лона, затем они расслабились. Один негромкий стон, переходящий во вздох, трепет тела, и моя партнерша начала понемногу расслабляться, успокаиваться, нежно поглаживая мою спину.
Мой оргазм последовал незамедлительно, и я наслаждался покоем, глядя Алике в глаза.
Я проснулся утром после кошмара, мучившего меня ночью. Рядом со у мной на ковре безмятежно спала женщина, прижавшаяся влажной спиной к моей груди, а ее бедра находились в ложбинке между моими согнутыми в коленях ногами и животом. Солнечный свет пробился сквозь мутный пластик, и рядом с нами на ковре расплылось горячее желтое озеро, а в солнечной дорожке плясали полчища пылинок.
Я чувствовал спокойное, размеренное биение сердца Алике, говорившее мне, что она спит, ровное, едва слышное дыхание и еле заметные подъемы и опускания ее груди.
Меня постоянно преследовал один и тот же сон: я и мои товарищи по оружию в скафандрах шагаем по пыльной, выжженной равнине старого, почти мертвого мира. В небе беспощадно сияет голубое солнце, глубокая дыра, словно вход в другое измерение, бросавшее зловещие белые тени на оранжевую землю.
Мы шли, а туземцы ждали нас на другой стороне равнины. Они были безволосыми человекоподобными созданиями с кожей, напоминавшей старые дубленые шкуры. Их мы собирались повесить на стены лачуг в качестве трофеев раньше, чем их обладатели могли себе это представить.
Местные жители терпеливо и, я бы даже сказал, безразлично ждали нас, и в этом их безразличии была недюжинная смелость — они прекрасно знали, что произойдет. Мы подняли свое оружие и убили их всех; огонь выстрелов был настолько ярок, что затмил собой тусклое голубое солнце.
Господа, как нам казалось, одобрили наши действия, но разве они в этом признаются? Они не существуют в реальном мире, не могут чувствовать, не могут одобрять. Все, на что способны машины, так это констатировать факт, что мы выполнили их инструкции правильно.
