Александр Абрамов - 03-Выше радуги (Сборник)
— Кто же будет руководить институтом?
— Вы имеете в виду людей?
— Нет, страны.
— ООН, ЮНЕСКО, может быть, какая-то иная международная организация. Во всяком случае, не тресты, не банки и прочие денежные мешки. Эта суперпамять, как сказочный джинн, возникший прямо из небесной лазури, слишком чудесна, чтобы говорить о ней на языке маклерских контор. Кстати, у нее еще нет своего имени.
— Наклевывается, — сказал Шпагин. — Кое-что из русской фантастики. Почти классическое.
Рослов, который всегда понимал его с полуслова, покачал головой.
— Ты предполагаешь коллектор рассеянной информации? Отлично придумано, хотя и не нами. Но не для нашей проблемы. Во-первых, не коллектор, а селектор, так как в основе его — избирательность. Во-вторых, не рассеянной, а стабильной. Он сам об этом напомнил.
— Селестан или Селестин… — задумался Шпагин.
— Зачем? Просто Селеста. Элегантно и межнационально. По-английски и по-русски, профессор, «селектор» звучит одинаково, а «стабильный» начинается с тех же букв. Русское же звучание — привилегия первооткрывателей.
— Женское имя, — замялся Мак-Кэрри.
— Один из первооткрывателей — женщина, — отрезал Рослов. — А кроме того, профессор, «память» по-русски тоже существительное женского рода.
Но Яна запротестовала:
— Не могу воспринимать его в женском роде. Это мужчина. Мыслитель, не память. И потом, мужские имена с окончанием на «а» вы найдете у многих народов. Даже у нас в Польше.
Чудо родилось. Чудо уже входило в жизнь. Завтра оно овладеет умами миллионов, пройдет великим землетрясением по миру и что-то оставит людям. Что? Что в имени твоем, Селеста? Голос друга или скрытая угроза врага?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОБУЧЕНИЕ СЕЛЕСТЫ
А теперь без грамоты
Пропадешь,
Далеко без грамоты
Не уйдешь.
С. Маршак. Кот и лодыри12. СЕЛЕСТУ ПРЕДСТАВЛЯЮТ ПРЕССЕ
В малом холле отеля, резервированном для пресс-конференции, в этот утренний час было прохладно и пусто. Туристы завтракали и уезжали на пляж. Корреспонденты и ученые явились почти одновременно: первые для того, чтобы глотнуть бренди или виски за губернаторский счет, вторые — чтобы обсудить регламент предстоящего собеседования. Журналисты расположились в креслах непринужденно и дружно — великолепной семеркой, представлявшей пять известных американских газет и два не менее популярных и многотиражных журнала. «Лэдис хоум джорнал», рассчитанный на сердца и вкусы американских домашних хозяек, олицетворяла, как и положено, женщина, сразу же воззрившаяся на Яну и бесцеремонно обстрелявшая ее из своего миниатюрного фотоавтомата. Ученых и журналистов не разделял даже символический барьер — ничего, кроме пустого прохода между обращенными друг к другу двумя рядами кресел.
— Может, начнем? — спросил корреспондент понахальнее, открывая одну из батарей расставленных на ближайшем столе бутылок.
— Без хозяина в доме не пьют, — резонно заметила Яна.
— Хозяин может опоздать на полтора часа, а у нас на телеграфе даже минуты расписаны.
Но хозяин не опоздал. Величественный и холеный лорд Келленхем — само радушие и гостеприимство, по-английски застегнутое на все пуговицы смокинга, — явился точно в девять ноль-ноль в сопровождении инспектора, Барнса и Керна. Не было только все еще болевшего епископа.
— Вы будете вести конференцию, — шепнул сэр Грегори Рослову. — Я не могу делать официальных заявлений до поездки в Лондон. Мак-Кэрри — я уже говорил с ним по телефону — заявляет, что не дает интервью журналистам. Смайли, хотя и первооткрыватель, не годится. Вы наиболее подходящая кандидатура. Принято?
Сказано это было шепотом, тактично, но по-хозяйски. Рослов пожал плечами и только заметил:
— У меня даже нет колокольчика.
— Сейчас устроим.
— Не надо. Две уже начатые бутылки сойдут. Коэффициент трения ничтожен, и акустика дай Бог… Начали. — Он стукнул мелодично зазвеневшими бутылками и продолжал: — Вопросы задавать по очереди, не шуметь и не перебивать говорящего. Начинает, как я полагаю, леди.
Но леди смущенно пролепетала:
— Наш журнал женский, его интересуют специальные проблемы. Я бы охотно уступила свои привилегии.
— Тогда вы будете последняя, — отрезал Рослов. — Начинаем по алфавиту. Кто на «А»?
На «А» никого не оказалось.
— Есть на «Б», — раздался голос сидевшего с краю. — Блумкинс, корреспондент «Чикаго дейли»…
— Стоп! — оборвал его Рослов. — Без визитных карточек они нам ни к чему. Задавайте вопросы.
— Беру быка за рога. Что вы открыли?
— Черный ящик.
— С золотом?
— Не знаю. Я его не вскрывал.
— А кто вскрывал?
— Никто.
— Почему?
— Потому что он невидим.
— Тогда почему же он черный?
— По логике пять. По физике единица. Кто-нибудь из вас знаком с научной терминологией? — повысил голос Рослов. — Кто-нибудь знает, что называется в кибернетике «черным ящиком»?
— Я знаю, — ответил кто-то.
— Вот и объясните постфактум коллегам, а сейчас продолжим работу. Вопросов, я полагаю, будет много. Жду.
— Что именно открыто? Я имею в виду непонятное вам явление.
— Энергетическая память человечества.
Ни одного вопроса. Только недоуменные взгляды и жужжание магнитофонов. Наконец чей-то недовольный голос:
— А конкретнее?
— Космический разведчик с неизвестной звезды или планеты.
— Летающая тарелка?
Рослов даже не улыбнулся. Его скривило от необходимости отвечать. Сосчитав до пяти, он сказал:
— Я не говорил, что это тарелка, тем более летающая. А сейчас вы спросите: с какой звезды?
— Спросим. Спрашиваем.
— А какая, собственно, разница, с Альдебарана или Сириуса? Может быть, с Капеллы. Может быть, из другой галактики. При этом он невидим и неосязаем. Заброшен на Землю несколько тысячелетий назад и в течение этого, мягко говоря, довольно продолжительного срока собирает стабильную информацию.
Заскрипели кресла. Кто-то опрокинул бутылку. О регламенте забыли: вопросы грохнули, как автоматная очередь. Даже сами спрашивающие едва могли расслышать, о чем они спрашивают.
— Тише! — крикнул Рослов, звякнув бутылками вместо колокольчика. — Три вопроса по порядку. Ну?
Последовали три вопроса по порядку.
— Что значит: стабильную?
— Как собирает?
— Зачем?
Рослов хладнокровно выстоял под дулами объективов, не реагируя на фотовспышки. На первые два вопроса ответил с подчеркнутой сложностью для понимания и, услышав в ответ только жужжание магнитофонов, сказал с усмешкой: