Марфа Московская - Игра
Сейчас толстяк инстинктивно чувствовал, что Герда хочет причинить хозяйке вред, однако зависимость от абиссинки не давала ему занять чью-либо сторону. А ведь Шейла была хорошей хозяйкой, никогда его не обижала и часто брала на руки, чеша за ухом и приговаривая: "Ты мой славный мурлыка!", и он благодарно мурчал, зажмурясь от удовольствия…
Окончательно запутавшись в собственных мыслях, Шпендель тяжело вздохнул.
Они покинули кафе в тот момент, когда женщина в фиолетовой дубленке в сопровождении санитара брела к машине скорой помощи.
Лицо ее было красным от слез…
– О, Господи! – я даже подпрыгнула, внимательно выслушав рассказ. – Да это же Маша! Она ведь была здесь, когда вы уехали…
– У нее что, есть ключи?
– А как ты думаешь, откуда здесь я? В форточку влетела? Разумеется, есть! Она же моя самая близкая подруга, пришла кормить кота. И что же теперь будет?
– Ей-то ничего не будет… Отрежут хвост в больнице – и все! Но только, сдается мне, она уменьшила количество Эликсира… – Герда бросилась к холодильнику и вытащила коньячную бутылку: – Проклятье! Шпен! Это ты, безмозглый идиот, поставил ее сюда!
– Но я же не знал, что сюда кто-то придет! – попытался оправдаться толстяк. – Ты же сама говорила, что женщины в этом возрасте живут одни…
– Браво! – воскликнула я. – Это кого же посетила такая мудрая мысль?
Абиссинка побагровела от гнева, однако возразить ей было нечего.
– Я теперь не уверена, что здесь хватит на два ПОЛНОЦЕННЫХ Превращения, – заметила Шейла, внимательно разглядывая остатки жидкости в бутылке. Я не хочу никого огорчать, но очень смахивает на то, что кто-то сильно пролетает…
Все молча уставились друг на друга.
– Но я уверена, – продолжала Шейла, – что у Марфиной подруги хватит мозгов, чтобы связать появление хвоста с посещением этой квартиры. Полагаю, скоро сюда нагрянет туча народу, и нам надо сматываться.
– Тогда тушим везде свет и не отвечаем на звонки! Телефон я отключила, – сказала Герда – Да? А это что? – Шпендель указал на шнур.
– Все-таки от мужиков бывает польза! – угрюмо отозвалась кошка, вторично выдергивая шнур. – Остается надеяться, что она будет слишком занята собой, чтобы сунуться сюда сегодня!
Выходит, ее хвост нам только на руку. Вот уж, нет худа без добра! Осмелюсь предположить, что эту ночь мы проживем спокойно, а завтра утром мы со Шпеном покупаем клетки и линзы для меня, забираем вас и едем в аэропорт. Сейчас надо собрать необходимые вещи, пока не стемнело. Марфа, руководи сборами, это же твоя квартира! Вопросы есть?..
– Герда, не забудь взять все мои документы! – напомнила я, еле сдерживая гнев. – Кстати, уважаемая, вы в курсе, что паспорта Иннокентия и Ирины – поддельные? Шейла их украла. Если вас зацапают при проверке в аэропорту, то это кончится плохо.
– За меня не волнуйся! – кошка оскалилась. – Таможню я буду проходить, держа Эликсир в кармане. И если что… Так что моли небеса, чтобы ничего не случилось!
Три Самолет медленно, как неуклюжий жук, разворачивался на взлетной полосе.
Я в страхе – как я перенесу этот полет? У меня всегда сильно болели уши на взлете…
Я сижу у самого окошка, на коленях у Шпенделя. Через ячейки пластмассовой клетки видно, что день сегодня пронзительно ясный; кругом лежит снег, искрящийся под лучами полуденного солнца. В салоне чувствуется праздничная атмосфера – ведь через двое чуток на земле наступит двадцать первый век! Москвичи стараются эту знаменательную дату отпраздновать за границей, для чего многие весь год откладывали деньги.
Шейла, кажется, спит, или делает вид, что спит – глаза у нее закрыты, но я вижу, как шевелятся ее уши.
– Приятного вам путешествия! – молоденькая стюардесса, порхая по узкому проходу перед взлетом, лучезарно улыбнулась молчаливой паре, державшей на коленях дорожные клетки с кошками.
– Спасибо, дорогая! – сдержанно отозвалась Герда, откинувшись на высокую спинку.
Взгляд ее скрывали большие темные очки. – Можно тебя попросить принести воды?
– К сожалению, уже нет! – огорченно сказала девушка, – через несколько минут мы взлетаем.
– Очень жаль… – абиссинка нервно облизнула пересохшие губы. Все-таки в душе она оставалась кошкой и поэтому боялась перелета. Я ухмыльнулась про себя и посмотрела на Шпенделя – он принял снотворное и уже спал, как ребенок, с открытым ртом. Очки сползли ему на нос, отчего он казался бухгалтером, задремавшим на рабочем месте… Неожиданно мне стало жаль его, но я быстро отогнала от себя это чувство…
Небольшой свежепокрашенный катерок вырвал нас из тяжелого Каирского смога и через три часа пристал к берегу одного из протоков в устье Нила.
Было не жарко, градусов пятнадцать по Цельсию, но сухо и пыльно. Мутноватая вода неспешно текла в широких желтых берегах, густо поросших финиковыми пальмами и кустами шиповника.
Оазисы устья Нила – самая плодородная африканская житница, "банановая Украiна"; на левой стороне протока, насколько хватало глаз, виднелись плантации гранатов и абрикосов, рассеченные узкими оросительными канальцами. На правом, довольно высоком берегу было пусто, если не считать нескольких небольших лодок, привязанных к кольям, и трех щитовых домиков, в которых жили археологи.
Окрестности Бубастиса представляли собой унылый, довольно равнинный пейзаж. Было трудно представить, что когда-то здесь был красивый древний город, в котором кипела жизнь и плелись интриги. Именно здесь проводил свои дни пылкий молодой фараон, жизнь и смерть которого так искусно описал Прус… Мне всегда очень нравился этот роман, но я никогда не думала, что вообще попаду в Бубастис, да еще при таких безрадостных обстоятельствах…
Сейчас за пределами оазиса это была щебнистая пустыня, оживляемая лишь всхолмьями песчаника, высохшими оврагами и редкими пучками жесткой травы. Никакой экзотики, кроме пары древних кладок, раскопанных немцами. Кажется, это был один из храмов.
Щедро расплатившись со смуглым плутливым капитаном, нубийцем по происхождению, группа из нескольких десятков человек сошла на берег по трапу и углубилась в тень прибрежных зарослей.
Герда и еще одна женщина, египтянка, которая понимала местный язык, задержалась, чтобы договориться о возвращении катера через сутки – специально для меня. Нубиец долго пытался всучить абиссинке небольшую вазу из алебастра, и, в конце концов, она сдалась, расставшись еще с нескольким долларами. "Марфа, это тебе! – неожиданно заявила она, проходя мимо меня. – Должна же ты увезти из Египта хоть какой-нибудь сувенир! Когда превратишься в человека…" Сказав это, она широко улыбнулась. Этот поступок, а также то, что Герда сегодня вообще была сама любезность, вызвало во мне самые тяжелые предчувствия.
